Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века - [71]

Едва мы успели расположиться в винограднике, как турки открыли по нам огонь. Многие из наших людей были ранены еще до того, как был отдан приказ о наступлении… и среди них наш ротный капитан, лежавший среди виноградных лоз. <…> Люди падали повсюду: как в передних рядах, так и в тылах. <…> Когда мы наконец двинулись вперед, пули посыпались на нас градом. <…> Мы прошли не более 50 шагов, и тут офицер моего подразделения получил ранение в грудь. Мы не могли стрелять. Наши винтовки «Крнка» доставали только на 600 ярдов, а турки находились в полутора верстах. Мы почти не приблизились к [турецким] окопам, а наступать было уже некому [Norton 1882: 71][242].

Русские офицеры были хорошо осведомлены о возможностях винтовки Пибоди, и некоторые российские эксперты по стрелковому оружию ставили его выше «Бердана». Тем не менее мемуары о Русско-турецкой войне богаты восхвалениями винтовки Бердана. Наиболее подробное описание принадлежит В. Ф. Аргамакову. В своих мемуарах, изданных в 1911 году, Аргамаков напомнил, что из-за плохой работы экстрактора винтовки системы Крнка «большинство людей считают себя безоружными после первого же залпа», когда им приходится поспешно выбивать гильзы шомполом. «А вот Крнок зачастую преобразовывался в дубину, только стеснявшую человека лишнею ношею. К этому ружью я потерял последние остатки доверия с тех пор, как слышал солдатские ему проклятия и видел справедливую причину этих проклятий». Позже Аргамаков, называвший винтовку Бердана оружием выдающимся, «прекрасным по меткости и замечательным по дальности боя», «жемчужиной» и даже «небесным» оружием, продолжал: «Пронесся слух, что нас снабжают берданками. Дай-то Бог. <…> Берданки не оставляют солдата без ружья, если только она в руках у него, да патроны не растрачены» [Аргамаков 1911, 4: 77; 7: 149, 166, 169, 179].

В опубликованных накануне Русско-турецкой войны результатах крупного отечественного исследования преобразований в российской армии был сделан вывод:

Приняв также [скорострельное] оружие, надобно было не только изменить вооружение, но и согласиться на коренные преобразования в обучении и тактике войск; старые порядки, имевшие за собой славное прошедшее, предстояло вытеснить для других, еще не оправданных боевым опытом [Очерк 1877: 283].

Неспособность русских войск координировать огонь и движение, неправильное расположение при стрельбе, приверженность сомкнутому строю, нежелание считаться с неприступностью вражеских позиций, обороняемых солдатами с казнозарядным оружием, и отсутствие личной инициативы на поле боя привели к катастрофе под Плевной. По оценке Меннинга, Русско-турецкая война продемонстрировала чрезмерную зависимость от скорости передвижения и боевого духа войск и пренебрежение стрелковым боем[243]. Аргамаков резюмировал критику российской тактики:

Почему-то, не додумав до способов применения прекрасного оружия и не попробовав употребления стрелков сообразно их специального назначения, мы обратили наши берданки в простое дубье, с которым вели свои стрелковые бригады и гвардию на штурмы, в надежде сберечь это дубье до рукопашки, где оно себя покажет. <…> Мы забыли, что нельзя отрицать пользы вещи, не понимая способов ее употребления <…> и чисто с петушьей дальновидностью не познали в стрелках наших с их берданками того жемчуга, которым действительно обладали [Аргамаков 1911, 7: 160–161][244].

Бытовало мнение, что

перед лицом возрастающей сложности современного оружия и тактики консервативные командиры отступили морально и умственно к оружию понятного им рукопашного боя, которое казалось одновременно и безопасным в использовании и героическим и имело тесную связь с общественным мифом, с помощью которого военные касты в Европе сохраняли политическую власть и экономическую безопасность [Wintringham 1943: 154].

Таким образом, культ «холодного железа», в котором штыку отводилась роль главного ударного оружия, был тесно связан с культом храбрости, дисциплины и силы воли. Нигде это не было так выражено, как в России. Полагаясь на штык, офицеры долгое время не хотели признавать глубоких изменений, вызванных развитием стрелкового оружия. Они опасались потери контроля над солдатами, если тем будет позволено проявлять инициативу и думать в бою. Они опасались, что снабжение солдат казнозарядными ружьями усугубит хронические трудности, поскольку приведет к расточительному расходу боеприпасов в бою. Однако сохранение штыковой школы в русской тактике лишь частично объясняет малочисленность русских малокалиберных винтовок на поле боя в 1877 и 1878 годах и их медленную интеграцию в тактическую доктрину. Россия, в отличие от своего противника, удовлетворяла свои потребности не за счет массовых поставок от иностранных производителей оружия. Большей частью ей приходилось довольствоваться оружием отечественного изготовления, производство которого было налажено совсем недавно. Временные трудности, связанные с производственными заказами военного времени, усугубили и без того тяжелое положение государственных оружейных заводов.

6. Трудовые ресурсы, организация производственного процесса и передача технологии. Реорганизация русских оружейных заводов