Русуданиани - [75]

Провели нас через сад, столь прекрасный, что не думаю, чтобы Эдем был прекраснее. И пришли мы в баню, отведенную для царевича.

Сын мой, я, наверное, наскучил тебе долгой болтовней, поэтому не буду удлинять речей, баня царя была столь же прекрасна, как баня, где мы оставили Бепари. Царили там роскошь и порядок. Царские одеяния лежали без счету, венцы, обручи, пояса с кинжалами и всякое бесценное оружие. Искупался Джимшед, а после стал раздавать прислужникам дары, удивляя всех своей щедростью.

В тот день он устроил пиршество в саду, а также провел смотр войскам. Прекрасное они являли собой зрелище! Быстры и ловки были воины — и юные и зрелые. За трапезой Джимшед изъявил желание поохотиться: «От сна и вина во мне накопились силы, если есть у вас где-нибудь хорошая охота, поохотимся завтра». Отвечали ему: «Как же нет, и на птиц можем поохотиться, и на крупного зверя», — «Сначала на птиц, — сказал Джимшед, — посмотрим, что у вас за птицы».

В тот день распустил он придворных, чтобы отдохнуть перед охотой. На рассвете все [придворные и слуги] были готовы — вели они на золотых цепях гончих собак, на руках несли ястребов, соколов, кречетов, коршунов. Да что долго тянуть — счету не было всяческой охотничьей птице! Когда Джимшед вышел, такой ему колчан со стрелами подали, что даже он удивился, что у злодея, Алмазного змея, имелись такие сокровища. Вскричал он, обрадованный: «Подайте мне коня!» Но прежде чем успел это сказать, явился главный конюший, а за ним стремянные. Пригнали они два десятка коней в подобающей им сбруе, глаза их светились, как огонь. Разглядывал их царь — один был лучше другого. Одного коня, породистого и дивного, пожаловал он мне с такими словами: «Породой и статью подобен он Невезучему. Если и ноги его так же быстры, я буду рад, что сыскал ему замену». Я поклонился и облобызал царю ноги.

Сел царь на коня, а за ним мы и жители того города. За каждым следовали сокольничие и псари. Стали сгонять отовсюду птицу, началась охота, царь так увлекся, что все поле было усеяно битой дичью. Вкушали мы радость от обилия птицы, охотились так до вечера и не могли оторваться. Сказал царь: «Не будем прекращать охоты, остановимся здесь, поручим оцепить эти места и завтра постреляем». Только успел он распорядиться, как все было сделано: царские парчовые шатры разбили на чудесном лугу, полном ручьев. Поглядели мы: все поле покрылось пестрыми шатрами и палатками из парчи, шелка и атласа. Много живой и мертвой дичи поднесли царю в тот день тамошние вельможи. В ту ночь пировали мы так, как никогда прежде.

Наутро явился другой главный конюший и привел четыре десятка таких коней, перед которыми вчерашние кони и сбруя показались негодными. Прибыл главный егерь в сопровождении сотни егерей. Каждый держал в руке колчан со стрелами, украшенный жемчугом и драгоценными камнями, но пять колчанов из всех выделялись, и камни в них горели огнем, а некоторые [колчаны] были шиты золотой нитью. Я шепнул на ухо Джимшеду: «Тебе и одного колчана хватит, зачем эти пять?» Но таков был, оказывается, обычай, чтобы во время охоты царь раздавал коней и колчаны, для этого и принесли столько. «Прежде чем они скажут, ты сам вели их разделить». Поблагодарил меня Джимшед и сказал: «Хорошо, что ты предупредил меня». Приказал он главному егерю и конюшему: «Сами распределите коней и оружие, что кому подобает». Егерь отложил те пять колчанов для царя и спросил визиря: «Вы поднесете или нам самим надлежит сделать это?» Джимшед ответил: «Об этом не тревожься, займись пока остальным». Стали егеря раздавать вельможам оружие, а конюший тех коней не отдал, а пригнал сотню скакунов и их раздал. После этого предстали все перед царем, преклонили колена, благословили его и сели на коней. Царь из пяти колчанов один поднес мне и из сорока коней — одного вороного. Сели мы на коней и поехали.

Глядим: оцепили загонщики огромное поле, которого взглядом не охватишь, и зверья согнали несчетное множество. Стали мы стрелять и истребили очень много животных. И сказал тогда Джимшед: «Что за геройство стрелять по оцепленным зверям?» — «Таков был приказ царя, — ответил ему дворецкий, — но здесь столько добычи, что загонщики не нужны». Сняли тогда оцепление, и преследовали мы зверей, которым не было числа, стреляли и убивали. Так охотились мы всю неделю и каждый день убивали все больше и больше, а зверей не убывало, а прибывало. И сказал я тогда [Джимшеду]: «Воистину прекрасная это утеха, и витязи не должны ее упускать, но я вижу, что и за год не иссякнут в этих краях звери и птицы, а тем временем мы родителей своих позабудем. Ты что, навечно здесь собираешься остаться и, если даже уходить не хочешь, отчего царицу позабыл?» Засмеялся Джимшед и ответил: «Сегодня я никуда не пойду, а как рассветет, не задержусь здесь больше. Из-за меня ты спешишь или из-за себя?» Я ответил: «Мне спешить некуда, дома я никого не оставил, кроме старика-отца, а он вряд ли жив сейчас. И еще раз скажу тебе: пока не увижу тебя в твоем царстве, не хочу ничего, даже если дашь мне всю землю». Спросил меня [Джимшед]: «А если дам я тебе город [Алмазного] змея и дочь деламского царя, удовлетворишься ты этим?» Отвечал я на это: «Царевну деламскую тебе уступить легко, а про город Алмазный не изволь говорить. Если ты мне его отдашь, чем себя вознаградишь?» Улыбнулся Джимшед: «А если тебе его отдам, разве не будет он моим? Ты, оказывается, подозреваешь, будто я для тебя добро жалею». Я ответил: «Не дай господь, государь, я так не считаю, но тебе пока не до меня». Пошутили мы над тем и посмеялись.