Русуданиани - [55]

Миновало десять лет такой жизни, и не слыхал царевич даже названия яйца. Но на беду мою, разгневался господь, и однажды во время игры в нарды заспорили мы с царевичем. Заупрямился он, заупрямился и я. Я был прав, но он не уступал. Обиделся я, вскочил и крикнул: «Ну и лопни, как яйцо!» Вскочил и царевич: «Это как же — как яйцо?» Побежал он за мной: «Что такое «яйцо», брат, скажи мне правду!» Стал я клясться: «Не знаю, я просто так сказал». Но он не поверил моей клятве. И никто, кого бы он ни спрашивал, не сказал ему правды. Тогда он с плачем пошел к своей матушке: «Скажи мне, что называют яйцом?» Она начала его спрашивать: «Что это ты такое говоришь, сынок, не понимаю». Еще сильнее заплакал царевич, и не могли никак утешить его.

Вышел тут царь. Как увидел, что сын его плачет и гневается, раздосадовался он: «Кто обидел царевича?» Сел он рядом, обнял его, поцеловал: «Отчего ты плачешь, жизнь отца твоего, кто обидел тебя, разве тебе пристало плакать? Что ты можешь хотеть такого, чего бы не мог сделать, и почему плачешь?» Отвечал Джимшед: «Как же мне не плакать! Неужели есть на свете что-то, название чего я не знаю, чтобы кто-то знал, а я нет!»

Как услышал царь Томеран упоминание о яйце, так разгневался, что с каждым словом уста его пламя извергали: «Кто перерезал мне горло, кто сказал ему или кто вспомнил о яйце, скажите мне!» Но царевич не назвал имени моего из страха, ибо любил меня и знал, что его отец сурово меня накажет, а остальные тоже не сказали. Увидев гнев царя, Джимшед разгневался еще больше и совсем вышел из себя. Он думал, что яйцо — это какое-то чудо. И поклялся он отцу: «Если не скажете вы мне, что такое яйцо, я убью себя!» Закручинились царь с царицей: как тут быть?

А наставник сказал: «Отчего не покажем мы ему то, что та женщина оставила?» Обрадовался царь и приказал: «Принесите!» Пошел наставник, смотрит: все яйца испортились, только одно, которое женщина дала, целое лежит. Взял он его и принес [царевичу]: «Вот что называется яйцом. Почему ты гневаешься?» Развеселился царевич и сказал: «И верно, зачем оно мне, но отчего вы скрывали от меня?» Встал он и вышел из дворца, чтобы показать мне: «Разве стоило из-за такой ничтожной вещи так обманывать и огорчать меня?»

Перекатывал он яйцо на ладони, как вдруг оно упало У него из рук и стало подобным жемчужине. Настиг его царевич, а оно еще дальше покатилось и стало еще прекраснее. Яйцо катится, юноша гонится за ним что есть мочи. Настигнет, протянет за ним руку, а оно еще дальше откатится. Как увидел он, что не догнать ему [яйцо], вернулся сердитый, вошел в конюшню, велел оседлать коня — Несчастливым[37] звали того коня, — сел на него [царевич] и пустился вдогонку.

Здесь Джимшед исчез из-за волшебного яйца

Закручинился я и отправился к своему отцу. Был он к тому времени уже слеп, но государь не отлучал его от себя. Вошел я к нему с плачем и пожаловался: «Так, дескать, обернулось дело». Отвечал он мне: «Много раз говорил я тебе и просил, чтобы в спешке не угодил ты в огонь. Чем я могу теперь тебе помочь? Отчего ты мне раньше не сказал? Знал я, что от прихода той женщины и от ее дара, что бы ни принесла она, проку не будет. Если не колдунья она и не колдовство все это, отчего надо было прятать и скрывать яйцо? Почему нельзя было показывать царевичу настоящее яйцо? Но потому она это сказала, что к скрытому человек всегда тянется больше. Знаю я, сему отроку много испытаний и колдовства выпадет на долю, но ничего не поделаешь. Возьми там железный лук и стрелу, а также забери это». И он достал из кармана драгоценный камень. «Царевич Несчастливого коня взнуздал, а ты на Невезучего[38] садись и следуй за ним. И пусть бог не разлучает вас! Он пропадет — и тебе пропасть, воротится он — и ты возвращайся. Следуй за ним, торопись, чтобы поспеть, пока он в море не вошел. Если туго тебе придется, положи в рот этот камень и направь лук со стрелой». Простился я с отцом, сел на Невезучего и пустился в путь.

Скакал я, не отличая дня от ночи. Ехал он, а я за ним. Видел я, как то яйцо все дальше катилось, Джимшед мчался следом, а я за ним. Но не поспел я: скатилось яйцо в море, и он за ним. Как увидел я, что он в море вошел, соскочил с коня и стал бить себя по голове. Плакал я до тех пор, пока мой рассудок не помутился и не упал я без чувств. Бог знает, сколько времени я так лежал. Придя в себя, я закручинился и сказал: «Что мне делать? Домой возвращаться нельзя, ведь я не знаю, переплыл царевич море или утонул». Потом я сказал так: «Если он погиб, то по моей вине, тогда мне тоже нужно войти в море, и будь что будет». Взмолился я господу: «Если он жив — соедини меня с ним, если мертв — убей и меня заодно!» Сел я на Невезучего, вошел в море и поехал по воде, словно по суше. Так и ехал, пока не выбрался на берег.

Вышел я на берег. Слышу: Несчастливый ржет. Удивился я. Тут и Невезучий заржал. Услышав его голос, тот заржал еще громче. Огляделся я, смотрю, большой луг расстилается, посередине стоит одинокое дерево, такое могучее, что арканом не обхватишь, и конь Джимшеда пасется на том лугу, потом он ушел и встал под тем деревом. Обрадовался я, увидев Несчастливого, подошел ближе — и что же вижу: лежит раненый царевич навзничь, кровью истекает, и ланиты его розовые стали цвета шафрана, а стан его богатырский и руки-ноги, кипарису подобные, лежат без движения. А конь бьет копытами оземь, и ржет, и плачет, но хозяин не слышит его.