Руссофобка и фунгофил - [72]

"Я хотел через Костю проследить грибные места", — понурив голову, признался пан Тадеуш.

"Шпионили, значит", — констатировал лейтенант. Константину этот англичанин все больше нравился.

"Да разве можно полякам доверять? — и, развернувшись к лейтенанту, Константин стукнул кулаком по столу. — Про чернушки рассуждает. Кому вы верите: этому соглядатаю или мне, который эти чернушки отсюда уже год корзинами носит?"

Лейтенант склонен был верить Константину, а не этим восточно-европейским теориям о приоритете французской грибной флоры над английской. Невероятным и обескураживающим, правда, казалось лейтенанту признание задержанного в том, что тот уже год регулярно проникал на территорию ракетной базы. Если бы не костер, который был замечен в сегодняшнюю ночь с вертолета, этот русский продолжал бы свои вылазки и грабеж ракетной флоры совершенно безнаказанно. Впрочем, когда на базе вся охрана — один лейтенант, а рядовых раз-два и обчелся, — какая может быть секретность в вопросе подберезовиков и подосиновиков? Если, конечно, эти грибные шляпки действительно существуют в близлежащих кустах, а не являются метафорой ядерного зонта или атомного взрыва. Прежде чем продолжить допрос, надо в первую очередь убедиться, а есть ли на территории подведомственной ему ракетной базы эти самые "лисички" и соответствует ли их местонахождение значкам на карте? И вообще, есть ли в Великобритании "Чернушки", кроме, конечно, пакистанцев? И, может быть, если повезет, он узнает, как выглядит этот самый "болетус едулис", местонахождение которого категорически отказывается указать этот мистический русский. Вместо того чтобы торчать в этой душной канцелярии, можно совершить крайне занимательную экскурсию, полезную и для безопасности страны, и для собственного здоровья. Английский спортивный дух по поиску мистической "чернушки" поднял лейтенанта на ноги, как ракету типа"3ем-ля-воздух", и через несколько секунд вся кавалькада во главе с лейтенантом и с эскортом солдат выходила из контрольно-пропускного пункта вверх по направлению к опушке на крутом холме.

Полянка, казавшаяся ночью потаенным провалом, темной и влажной утробой земного бытия, представлялась сейчас, под густеющей синевой августовского утра, неким протуберанцем солнечных лучей и листвы, которую порывы ветерка сворачивали в купы, похожие на гигантские виноградные гроздья — из некого небесного вертограда, возникшего земным отражением в этом уникальном, чисто английском освещении, переставляющем все планы и меняющем законы перспективы, преподносящем каждую деталь с фотографической объективностью вне зависимости от расстояния и выдержки. Контуры желтеющих осенью библейских холмов завершали крылатые ангелы в леопардовой шкуре солнечных пятен — белесые тела межконтинентальных ракет. Константину они показались гигантскими поганками доисторического леса; в этом раю он уже не был богом. Он сидел на пенечке и, зло щурясь от солнца, следил, как распоряжается лейтенант его грибной делянкой: как рассылает своих рядовых в разных направлениях по краям опушки, к кустам орешника и к сплоченному коллективу берез, как сам обшаривает корневища одинокого дуба, сверяясь с Константиновой картой. С противоположной стороны полянки Константин слышал, как входят в азарт эти новообращенные варвары, эти неофиты фунгофильства, как охают и вскрикивают, найдя очередную поганку в отдаленных кустах. Святая святых, этот храм, этот Константинополь, был захвачен басурманами, язычниками, не отличающими скоромного от трефного, поганки от сыроежки.

"Подосвиновик, подосвиновик!" — коверкая только что выученное слово, кричал лейтенант, вприпрыжку пересекая полянку. Остановившись перед Константином, он с гордостью отличившегося школьника, протянул ему найденный гриб: "Подосвиновик. Красная головка. Так?"

Константин взглянул на ослепительно-кровавую остроконечную шляпку гриба, как будто забрызганную подсохшими белыми пятнами, не иначе, как спермы. Он взглянул на заалевшиеся той же грибной кровавостью щечки лейтенанта и ему захотелось запечатлеть на них хороший плевок, в тон пятнам на шляпке гриба.

— "Это мухомор, — сказал Костя и сплюнул. Он повертел в руках гриб: — Мух травить можно".

Лейтенант посмотрел с надеждой на пана Тадеуша, примостившегося рядом, но тот скривился в извинительной улыбке и развел руками: мол, рад бы опровергнуть, но мухомор есть мухомор. Впрочем, на обескураженном лице лейтенанта тут же снова заиграло румянцем беспечное любопытство и энтузиазм: он явно не собирался отступать при виде первой же поганки и упускать столь удачный предлог для уклонения от ежедневной милитаристской рутины.

"Накормить бы их всех мухоморами, чтоб смогли забыться и заснуть", — Константин повертел в руках гриб, и взгляд его остановился на той, корневой части ножки, где белые волокна хрупкой трубки переходили в бугорки, отороченные крошками чернозема, оборванными корешками травы, сором живой почвы. Мухомор был вырван с корнем. И если эти солдафоны найдут подберезовик, то тоже с корнем вырвут. И подосиновик. И белый. Все вырвут с корнем. Ни один гриб больше не вырастет на этом проклятом месте. На этом месте, где вместо грибов вырастают смертоносные поганки-ракеты,, орудие массового уничтожения. Значит, есть все-таки общая почва у русских грибников и английских пацифистов? "Что же они с грибами делают?" — пробормотал Константин, и в этом вопросе неважно было, кто такие "они" и о грибах ли вообще идет речь: с такой же интонацией он мог бы спросить и : "Что же они с людьми делают?" И он толкнул в бок пана Тадеуша.