Русское воскрешение Мэрилин Монро - [37]

Джеймс резко дернул от удара головой, глаза у него сверкнули и сразу потухли. Двухметровый, тяжеленный и очень красивый, он рухнул под лестницу и замер. Мэрилин с криком «Джеймс» бросилась теперь к нему, потом, как разъяренная кошка обернулась ко мне и закричала по-русски:

– Ты убил его, ты убил моего Джеймса!

Я и сам сначала испугался, – черт его знает, может, и правда убил?

Но нет, не убил, все оказалось хорошо, просто научил хорошим манерам. Когда тот зашевелился, Мэрилин забыла обо мне, и всю свою ласку и нежность вылила на него. Мне стало противно, я пошел к двери, вон из этого дома и на крыльце встретил Ленина с Пурбой.

Ленин выглядел уставшим, и он только кивнул мне. Но у Пурбы, когда он увидал меня, глаза вдруг расширились в испуге.

– Что с тобой случилось? – воскликнул Пурба.

Он протянул руку к моему лицу и легко дотронулся. Я скривился от боли – похоже, у меня на лице был большой синяк.

– Этого у тебя раньше не было! Я ведь тебя предупреждал у Мавзолея – всем вам будет несчастье!

19. Накануне

Вечером Ребров сидел у телевизора и смотрел новости. На всех каналах были похожие картинки: на улицах и площадях толпы возбужденных людей, на трибунах коммунисты, и крупным планом – Ленин, Ленин, Ленин…

Он пощелкал кнопкой пульта, но от прочей цветастой дребедени его только замутило. Голова его была занята совсем другим. Наконец, он выключил телевизор, достал телефонную трубку и набрал по бумажке номер. Через несколько секунд абонент ответил, но Ребров не издал ни звука, он только слушал. В голосе из телефонной трубки появились уже раздраженные нотки:

– Да не сопите вы! Кто это?

– Твоя смерть, Коля, – медленно сказал Ребров. Его собеседником был Николай Соколов, частый сыщик, нанятый Фоминым.

Возникла пауза, замолчали оба. Следующие слова сказал Соколов:

– Что же ты мне скажешь, если ты смерть?

– Ты хотел со мной встретиться.

– Разве ты, Ребров, уже на том свете?

– Шутить ты скоро перестанешь.

– Ты мне звонишь поболтать или по делу?

– Ты хотел свидеться – что ж, годится. Свидимся. Только предупреждаю, после этого не живут. И еще, запомни, – на кулачках я больше не дерусь.

Ребров нажал на своем телефоне красную кнопку и бросил трубку на журнальный столик. Он снова включил телевизор, пощелкал нервно пультом, не останавливаясь ни на одном канале, и снова выключил. Затем привстал и вынул из ящика стола наплечную кобуру с пистолетом. Это был «ТТ» китайского производства, его служебный по охранному ведомству, зарегистрированный как полагается.

Ему нравился «ТТ». Это был пистолет войны, пистолет Победы. Тяжелый, с длинным стволом, надежный и даже родной. Еще в детстве он вырезал такие из доски, прожигал прокаленным гвоздем в стволе дырку, прилаживал боек на резинке, и стрелял потом из него горохом. И каждый раз это был именно «ТТ», – он всегда копировал его с картинки из старого журнала.

Ребров помял пальцами добротную кожу кобуры, вынул пистолет, отщелкнул и проверил обойму. Потом с любовью в пальцах погладил вороной, с синевой, масляно-матовый ствол.

Кобуру с пистолетом он не убрал обратно, а положил на столик рядом с телефоном. Затем встал и подошел к бревенчатой стене своего особняка. В углу стены, где сходились «в лапу» вековые елки, он ударил по стене тыльной стороной ладони. Сруб этого особняка Ребров рубил своими руками, и о тайнике знал только он.

Толстая елка раздвоилась, слегка отошла, и Ребров засунул в щель руку. Достал он оттуда небольшой, но тяжелый сверток в полиэтиленовом пакете. Он вернулся к своему креслу, сел, но прежде, чем развернуть сверток, натянул на руки тонкие медицинские перчатки.

Из двух полиэтиленовых оберток и промасленного платка он вынул пистолет. Это был еще один «ТТ», тоже китайского производства, внешне не отличимый от того, который лежал в кобуре на столике. Но на втором был аккуратно и глубоко спилен его серийный номер.

Следующие пятнадцать минут он медленно и методично протирал платком второй пистолет, убирая на нем все следы от прикосновения своих пальцев. Он делал это не в первый раз, он это умел, и делал с удовольствием.

Ребров вообще любил оружие. Он любил держать в руках хороший нож, играть им, ощущая пальцами гладкий холодок. Любил щелкать ножом с выкидным лезвием, оттачивая до автоматизма движения своих пальцев. У него была целая коллекция этих опасных игрушек, денег на них он никогда не жалел.

Но Ребров умел убивать людей не только оружием. Как-то раз он увидал по видео в одном американском боевике, как главный герой лихо ломал у злодеев шейные позвонки. Щелк – и голова того безвольно повисала, а тело даже не дергалось в последних конвульсиях. Ребров, как взрослый человек, конечно, понимал, что это только «кино» и «фуфель». В жизни, или перед смертью, все могло быть по-другому. И все-таки он много раз крутил эти сценки туда и обратно на своем ленточном «видаке». Уж очень это ему нравилось. Возможно, самым правдоподобным в этих сценах был глухой костный щелчок шейного позвонка, и это больше всего завораживало Реброва. Идея не оставляла его, как профессионала, и он решил овладеть новым приемом.

Он благоразумно решил, что лучше всего, и безопаснее, научиться приему сначала на мертвых. Он купил целый ящик бутылок дорогой водки, докатил его на тележке из супермаркета до своего «Мерседеса» и поехал в одну присмотренную им больницу. Больница была старая, ее морг был на отшибе и никем снаружи не охранялся. Ребров без труда вошел в его приятную после летней жары прохладу. Карманы его были оттопырены несколькими бутылками.