Русское воскрешение Мэрилин Монро - [29]

Я был уверен, что Фомин меня теперь уволит, но мне было наплевать. Я не большой любитель политики с ее грязью, и легко найду клиента с более понятными проблемами. Но, к моему удивлению, Фомин взял меня за локоть, усадил в кресло, и потом у нас с ним начался длинный и путанный разговор, о котором мне теперь даже стыдно вспоминать. Я был непонятлив и смешлив, как дитя. Он – строг и серьезен, как взрослый. Фомин рассказал мне про маленьких клонов, потом про Ленина, Есенина, Мэрилин Монро… Все эти десять минут я вперемешку – то с трудом удерживался от смеха, то скорбно качал головой.

– Вы мне нужны, – сказал напоследок Фомин. – С завтрашнего дня вы мне по-настоящему и нужны. Я могу рассчитывать на вас?

– От кого я буду получать инструкции?

– Лично от меня. И только устно.

– А если вас рядом не будет?

– Тогда лично от Владимира Ильича.

– Он умеет говорить по-русски?

– Он умеет говорить даже со звездами, на их языке. К большому моему сожалению. Скоро вы узнаете его ближе. И, пожалуйста, держитесь подальше от службы безопасности нашего спонсора. Вы уже познакомились?

– К сожалению. К кому мне держаться поближе?

– К Владимиру Ильичу Ленину. Не отходите от него ни на шаг, войдите к нему в доверие, сделайтесь его другом!

На этом наш вчерашний разговор закончился. Все это выглядело очень и очень странно, но мне стало снова интересно.

В аэропорту я был с самого раннего утра. Когда начали стекаться сюда толпы возбужденных людей, меня стала охватывать тревога: случайная давка – это смерть для сотен. Потом начали съезжаться телевизионщики и репортеры. Протиснуться к грузовикам и установить тут свои камеры удалось не всем.

Когда объявили посадку самолета, Мэрилин и все политбюро с Фоминым во главе, убежали в аэропорт встречать. Со мной на грузовике остались дружинники, американский дипломат, и двое из службы безопасности спонсора, те самые. Эти как будто не замечали меня, как будто я был невидимкой или муравьем. Только раз один из них, «боров», который отбил мне позавчера потроха, остановил на мне скучающий взгляд и скривил толстые губы в усмешке. Я не отвел глаза, – а он этого не ожидал. Потом я ему даже улыбнулся и подмигнул. Усмешка у него сразу пропала, глаза похолодели. Значит, он принял мое послание: за мной не заржавеет, подожди чуток…

Я заметил их сразу, как только они все появились из вращающегося барабана выхода аэровокзала, и рассматривал, не отрываясь, пока они не подошли к трибуне. Взбираясь по шаткой лесенке на грузовик, Ленин покачнулся, и я подхватил его за руку.

Скажу откровенно, я ожидал много большего. Действительно, я знал Ильича с детства. Став семилетним пионером, я полюбил его светлый образ, услыхав на уроке, как он приехал в сочельник к детям на елку. Такое не забывается всю жизнь. Но тот человек, которого я слегка приподнял с лесенки и поставил на ноги в кузов грузовика, не был похож на мой детский образ, – не силач, не великан, не волшебник. Он даже смутился, когда я ему помогал, и что-то мне такое сказал, но из-за шума я даже не понял на каком языке. Он был сейчас похож просто на ожившую бронзовую или гипсовую скульптуру, – вот и все.

Много сильнее меня поразил тот, кто был с ним рядом и не отходил от него ни на шаг. Голый человек, йог, по всей видимости. Я не мог понять, зачем он голый. Даже в это ясное сентябрьское утро я был в куртке, и мне было в самый раз. Потом, стоя с ним рядом на грузовике, я поглядывал на его смуглую кожу, – на ней не было ни единой мурашки, ни следа «гусиной кожи». В руках он держал маленький узелок, и у меня все время вертелась мысль – «Что у йога в узелке?». Ну, первое, загранпаспорт, без него бы из аэропорта не выпустили. Еще, и обязательно, вторая набедренная повязка, как сменка. Но что там было еще? Но этот йог был много предусмотрительней Ильича, на нем были, по крайней мере, туфли. Ильич же встал перед микрофонами почти босым, – кожаные шлепки на одном пальце – не в счет.

Когда Фомин начал первым говорить в микрофон, я не мог оторвать глаз от босых ног Ильича, с блестящими колечками на пальцах. Я думал: почему у него колечки не на всех пальцах? Что-то ведь это означает… И еще: ведь эти красивые пальчики кто-нибудь сейчас отдавит в давке и тесноте. Да хоть тот же Фомин, что толчется рядом с ним с пачкой бумаг.

Потом меня отвлекло то, что американский дипломат, болтая негромко с Мэрилин Монро по-английски, вдруг хохотнул громче всех приличий и дружески обнял ее за плечи. Та весело, и в тон, что-то ему ответила и даже не попыталась скинуть его руку. Его рука спустилась медленно ниже и осталась лежать у нее на талии.

Актриса Мэрилин Монро была с юношества моим кумиром. Как некоторые смотрели по десятку раз фильм «Чапаев», – я смотрел фильм «В джазе только девушки» с ее участием. Поэтому во мне сразу повернулось и застряло мрачное ревнивое чувство.

Я сумел глубже вникнуть в ленинские слова, только когда услыхал перечисление богов, и вся площадь под нами стала громко, даже неистово, хором их повторять. В этот самый момент над головами загрохотал самолет, и Ленин обернулся. Он что-то спросил у своей сестры, но что – я из-за грохота самолета не понял. Он ее снова переспросил, и вдруг его лицо начало растягиваться, как резиновое, а брови полетели вверх на высокий лоб. Тогда Мэрилин бросилась к нему, повисла на шее и затряслась, как позавчера над гробом.