Русское воскрешение Мэрилин Монро - [26]

Его беспокоило только, что от него могут сначала ожидать совсем иного: призывов к революционной борьбе, угроз политическим соперникам, проклятий в адрес классовых врагов. Ведь он хорошо знал, что врагов ни у кого нет. Нет и зла на земле, есть только добро. Добро от общего единого для всех Бога, у которого нет ни имени, ни места, ни времени. Бог повсюду, в каждом живом существе, он ближе, чем сердце. И Владимир Ильич это всем объяснит, сделает десятки миллионов счастливыми, вне всяких сомнений, – как он умел это хорошо делать у себя дома, в горном, высеченном в скале, храме.

Перед самой посадкой, когда стюардесса попросила пристегнуть ремни, Владимир Ильич попробовал надеть туфли. Он не носил туфли никогда в жизни, он их видел только в кино. Но он помнил, что к ним должны прилагаться еще и носки. Но этих носков в его свертке не оказалось, московский гость просто забыл о носках. Засунув свои, никогда еще не ведавшие притеснений, голые ступни в туфли, и поморщившись, он их снял, чтобы никогда больше в своей жизни не надеть снова. Потом поглядел на Пурбу и, с поклоном, понятным каждому йогу, передал туфли ему. Пурба прижал черные блестящие туфли к груди, – ведь это был подарок его кумира, и они были так прекрасны. Он сразу надел их на голые мозолистые ноги, с нескрываемой радостью.

Немолодой офицер-пограничник в стеклянной будке паспортного контроля в аэропорту Домодедово взглянул на фотографию в паспорте и привычно вскинул глаза на лицо за толстым стеклом. Заметно было, как глаза офицера, натасканного еще в училище на физиогномике, сразу округлились, и он снова пристально вчитался в имя и фамилию, латинскими буквами четко прописанные в индийском загранпаспорте.

– Как ваша фамилия… Владимир Ильич? – спросил он, в упор и с холодком на спине всматриваясь в неправдоподобно похожее на портреты и памятники лицо с высоким лбом и ухоженной бородкой.

– Ленин.

14. Прибытие

Площадь перед зданием аэропорта «Домодедово» была с утра запружена народом. Милиция безуспешно старалась освободить ко крайне мере узкие проезды для пребывающих и убывающих пассажиров. Но назревал явный коллапс транспортной системы. Подобного администрация аэропорта еще не помнила. Бывало, встречали тысячами наших спортсменов после их зарубежной победы, но то были тысячи. Здесь же колыхались с утра десятки, если не сотня, тысяч.

Еще утром предыдущего дня генсек Фомин принял решение об оглашении великого события, ожидавшего его страну через день. До этого он колебался, держать ли все это в строжайшей тайне, – опасаясь реакции властей, которых он всегда называл оккупационными, и даже прямого покушения на жизнь Ленина. Но вспомнив историю своей партии, помня как встречали Владимира Ильича на площади Финляндского вокзала в Петербурге почти сто лет назад, когда тот возвратился из-за границы, он принял решение об оглашении события. Но не пассивного, а наоборот, – громового, с использованием всех средств массовой информации. И не жалея денег спонсора, он буквально наличными оплатил по сумасшедшим, по его мнению, тарифам, рекламное время на телевидении. Так телезрители всей страны еще сутки назад услыхали забытые ими песни и марши революционных лет, песни о Ленине, о партии, о коммунизме. Увидели не нынешнюю сфабрикованную тележурналистами фотопропоганду о жестоких революционерах, а правдивую «фотолетопись», которую все помнили, но не видели уже два десятка лет. И все услыхали: «Завтра приедет Ленин», «Вся власть великому Ленину!», «Слава КПСС!»… Поминутно звучали забытые песни со словами: «Ленин, всегда живой, Ленин всегда с тобой»…

Последнюю каплю для принятия такого решения добавил Фомину позавчерашний американский дипломат, буквально ворвавшийся в их партийный офис. Сначала Фомин хотел скрутить его силами дружинников и сдать милиции. Но потом, подумав, решил, наоборот, его поприветствовать и через него начать готовить общественное мнение международного сообщества: полдня ничего уже не меняло. Тем более это был бесплатный и всемирный выброс информации о грядущем событии. И Фомин дал ему первое в своей жизни подробное и откровенное интервью. Уже через час ленты информационных агентств буквально взорвались от новостей. Фомин пошел еще дальше, он пригласил этого Джеймса Форда в субботу на историческую встречу, прямо в президиум, – ведь ожидался грандиозный митинг на площади перед аэропортом. Этот американский дипломат встанет плечо к плечу с Лениным, – это будет очень полезно для картинки на телеэкране. Форд был в восторге.

Площадь перед аэровокзалом колыхалась и бурлила в ожидании чуда. Из арендованных Фоминым машин с громкоговорителями неслись непрерывным и оглушающим потоком песни о счастье: «Ленин в твоей весне, В каждом счастливом дне, Ленин в тебе и во мне!». Свежий ветерок со взлетного поля трепал красные кумачовые полотнища со словами «Ленин жил, жив и будет жить!», «Ленин и теперь живее всех живых!». Все это была классика советских времен, эти слова знал и помнил каждый, рожденный в стране социализма.

Когда объявили, что самолет рейсом из Индии приземлился, Фомин с несколькими членами своего политбюро и увязавшейся за ними Мэрилин, бросился в зал встречающих. Добравшись сквозь толпу к ограждению, они все развернули одинаковые картонные таблички с одним словом «ЛЕНИН», и протиснулись в ряд агентов туристических фирм, встречавших своих гостей, каждый со своей фирменной табличкой. Картонки «Ленин» были совершенно необходимы в общей сумятице и толчее, где ко всем прилетавшим сразу назойливо приставали со всех сторон таксисты. Ленин запросто мог, ошарашенный всем этим, затеряться в аэропорту, он не узнал бы тут ни одного лица, кроме своей сестры. Конечно, они его не пропустят, даже подумать такое страшно, но на всякий случай… Ведь первыми увидеть и встретить этого великого человека на родной земле выпало на долю только этим нескольким избранным товарищам, во главе с Фоминым.