Русское воскрешение Мэрилин Монро - [25]

Сузи была очень красивой женщиной, но когда ей перевалило за тридцать пять, ее любовная страстность сменилась страстью к большим деньгам, и она стала независимым трейдером на нью-йоркской бирже. Очень успешным. Былая любовь плавно переросла у них с Джеймсом в крепкие деловые отношения.

– Сузи, это срочно, ты меня прости. Слушай, продай все мои акции, все, что есть на моем счету. Это первое. Ты уже проснулась?

– Да, я все записываю. Ты сумасшедший.

– Второе. На все мои деньги встань в короткую позицию против российского рубля. На миллион долларов.

– Сколько, сколько? Милый, у тебя нет столько денег, и никогда не было.

– Сузи, займи их. Займи мне эти деньги на неделю. Нет, только на три дня. И продай русские рубли.

– Джеймс, я все сделаю. Ты что-нибудь знаешь?

– Очень немного.

– Я все поняла. Джеймс, я начну продавать рубли и от себя самой. Сразу, через минуту, в Лондоне. Спасибо за совет.

Выбегая из своего кабинета, Джеймс только бросил на ходу секретарше «Адрес – на столе», выполняя требования техники безопасности оперативного сотрудника оставлять данные о своих ближайших опасных планах, и выбежал из здания посольства к своему «Ягуару». Джеймс Форд никогда не шел на поводу у событий, он всегда опережал их.

Обрезая московские пробки по встречной полосе, он несся по списанному с экрана компьютера адресу официального офиса компартии ленинцев. Он молился только, чтобы он оказался реальным, а не каким-нибудь «юридическим». Искать их еще где-нибудь, не оставалось уже времени до следующего доклада послу.

В дверях по этому адресу он увидал молодых ребят с красными повязками и вздохнул с облегчением: это были они. Он еще не успел заговорить с ними на своем никудышном русском языке, как навстречу ему из этих дверей протиснулась молодая особа. Она спешила так же, как и Джеймс, и они оба столкнулись, грудь в грудь, перед самой дверью. Наверное, Джеймс слегка смешался, потому что он извинился не на русском, а на английском языке, что было большим ляпом для разведчика. Но молодая особа повторила, смутившись, те же слова, и тоже на английском, но с легким лондонским акцентом. Джеймс поглядел ей в глаза и замер. На него глядела вылитая звезда Голливуда Мэрилин Монро. Он моргнул и улыбнулся ей своей самой обаятельной улыбкой. Мэрилин улыбнулась ему в ответ, тоже совершенно восхитительной улыбкой, и сразу застучала каблучками вниз по лестнице.

13. В небесах

Салон «Боинга» рейса Мумбай – Дели – Москва был почти пустым. Несколько деловых людей сонно щелкали пальцами по клавишам компьютеров на коленях. Из небольшой группы уставших от впечатлений туристов, одни со скукой поглядывали на экран с беззвучным боевиком, другие крепко спали, раскинувшись на свободных местах. Только двое, сидевшие отдельно, резко отличались от остальных, и невольно привлекали своим необычным видом внимание. Они сидели очень прямо в своих креслах и не спускали немигающего взора с расстилающейся за окном, под крылом самолета, пелены облаков.

Владимир Ильич давно отвык от любой одежды, кроме набедренной повязки. Любая другая казалась в его храме и ашраме просто неуместной. Тем более, на нем, – признанном и уважаемом всеми мудрецами, гуру, имевшем множество собственных учеников и адептов, ловящих каждое сказанное им слово. Только в аэропорту и в салоне самолета он позволил себе надеть футболку со словами «Hi, let’s get Friends!», что означало «Привет, давай дружить!», и белые шорты.

В салон самолета он принес объемистый сверток. В нем были костюм и туфли, которые купил ему, перед тем как улететь обратно в Москву, тот загадочный гость. Владимир Ильич так и не встретился с ним, о чем очень жалел. Ведь он умел, как йог высокой степени, читать по глазам мысли и все скрытые чувства людей.

Этот теплый костюм следовало одеть перед посадкой самолета в московском аэропорту. В Москве было прохладно даже в сентябре, люди ходили только одетыми. Но Владимир Ильич, конечно, понимал, что от него ожидали быть при встрече как можно более похожим на его знаменитый прообраз, и его шорты поэтому были неуместны. Он был всегда добрым со всеми людьми, он старался быть с ними покладистым и всегда им понятным, поэтому он вынул из свертка костюм и стал ладонями расправлять слегка смявшуюся темную толстую ткань.

Но Владимир Ильич летел в Москву не один. Рядом с ним сидел его неразлучный друг и верный последователь его учения молодой йог Пурба. На Пурбе не было даже шортов, была лишь одна повязка, и у него не было свертка с костюмом. Но Пурба был настоящим йогом, и он умел, сосредоточив только мысль на своей коже, защитить себя от любого холода. Укрывать же свое тело от взора Всевышнего, или даже от людей, по любой иной причине, он считал для себя позором.

Оба летели в далекую страну с радостным чувством, не покидавшим их ни на секунду. Прикрыв глаза, Владимир Ильич про себя благодарил Всевышнего, за открывшуюся возможность обратиться к великому северному народу, отчасти родному ему, на языке которого говорил и сам, не забывал, хотя в последние десять лет практики уже почти не было. Глубоко в своей душе он знал, что это сам Бог прислал за ним московского гостя, и впереди его ждала великая миссия. Что бы ни ожидали от него, как от клона, встречающие в Москве, он расскажет им о своем, об открывшихся ему в горах тайнах. Расскажет о Боге, в которого он не только верил, а просто знал его, как любой человек может знать близкого друга или брата, и любил его, как каждый человек может любить отца или мать, или, опять же, – брата, сестру, жену… Он беседовал с ним в своем храме каждый день.