Русское счастье - [6]

– Где ты скрывался весь день? – зашипел на него Васька, стоило Тристану выйти. В необычном для него волнении, Васька сжал Тристану руку.

– На причале, ты знаешь…, – едва унимая пробежавшую по телу дрожь, промямлил Тристан.

Он сразу увязал позднее посещение Васьки с Лилией.

– Именно вчерась я и искал тебя, – подражая соседке бабе Тосе, процедил язвительно, сквозь зубы, Васька. – А хотел я познакомить тебя… с кем ты думаешь? С Лилией! Классная, красивая, своя в доску… Она пытала меня все эти дни по поводу письма. Я ведь тебя просил – догадается: не мой это слог. Вытащила из меня правду. И еще, только не выдавай меня, настояла, невзначай, вас познакомить.

Разволновавшись при упоминании неизбежного, Тристан понимал, что выдает себя – он отводил от Васьки глаза. Встречу он предвидел, смирился со своим возможным падением, но пусть оно случится позже, когда-нибудь, и никак не по поводу каких-то заслуг. Волнуясь все больше, Тристан пытался выпроводить Ваську ни с чем, но тот, как никогда настойчиво, стоял на своем. В настоящий момент у Тристана не хватало мужества дать прямой утвердительный ответ.

– Извини, друг, надо ложиться спать – рано утром собираюсь на рыбалку. Как-нибудь, позже, потом, – пытался он не очень учтиво отвязаться от Васьки. Тристан, как мог, напускал на себя безразличие.

Но Васька-то хорошо знал его: он не верил ему, и вдруг, снизошел.

– Хотел помочь другу, а встретил такое… непонимание. Как хочешь.

И Тристан отлично знал Ваську, поэтому и открылся без опаски. Не рыбак он и далек от подвоха. Поднять Ваську рано утром не мог никто. Тристан нередко подшучивал над ним по поводу лишнего часа утреннего сна – за него Васька мог отдать все. Так однажды в собственность Тристана перекочевала из библиотеки Васьки книга – бесценный томик Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан», и всего-то за отказ отправиться рано утром в поход. По этому поводу прежде состоялось пари в присутствии двух свидетелей.

Васька с чувством исполненного долга в недоумении пожал плечами, но все же ушел.

Тристан вернулся в комнату – сразу не лег, а подошел к зеркалу: на него смотрел испуганный худощавый пацан с выгоревшими на солнце волосами и облупленным носом.

– Хорош себе красавец, достоин внимания, – произнес он издевательски вслух, – бежать надо таким уродцам… от красавиц и вообще – подальше.

Мама за занавеской ворохнулась, проснувшись от его голоса:

– С кем ты там сыночек разговариваешь?

– Спи, мамочка, это я сам с собой репетирую спектакль.

Мама чувствовала, когда ему нельзя докучать, и он ценил в ней это качество. Мама доверяла ему. Она не задала больше вопросов. Отношения их можно было назвать без натяжки дружескими.

Мама нередко просила:

– Тристанчик, не успела сварить борщ, не обессудь, свари, пожалуйста, сам – набор для него найдешь, где обычно.

И Тристан варил, и не только борщ. Он был даже рад, что может порадовать чем-то маму. Тристан рос на редкость сговорчивым мальчишкой, учился, если не на «отлично», то на твердое «хорошо». При его свободе и сомнительном окружении это казалось невероятным. Тянули назад точные науки – к ним он, не скрывая, относился холодно, как к некоей суровой необходимости. Русский язык и литература, извольте, здесь Светлана Олеговна – классный руководитель и литераторша, была от него в абсолютном восторге.

– Милый ты мой, да по тебе плачет литературный институт. У тебя природный дар к красивому сложению речи.

Она об этом говорила и маме. Тристан мечтал поехать поступать в киевский университет, на отделение журналистики. Почему именно в киевский? Наверное, из-за Крещатика, Печерской лавры, Тараса Шевченко, Николая Гоголя.

А мама осаждала его пыл:

– Куда нам с нашим достатком так далеко. После службы в армии, может быть… Вчерашний школьник на журналистику, без публикаций и протекции? Надо быть, сыночек, реалистом.

Мама боялась за него, но занудством не докучала. Вокруг чересчур много было негативного: мат, пьянство, воровство, мордобой, дворовые свары – неблагополучным районом слыла Ардаганка.

Глава 4

…Спал, не спал – в четыре утра, едва забрезжило небо, Тристан собрал рыбацкую оснастку и вышел во двор. В беседке кто-то сладко зевнул. В утреннем полумраке разглядел силуэт, закутанный с головой в накидку. В этой беседке, от случая к случаю, томились по утрам – как результат семейных стычек в офицерских семьях. Чаще всего охлаждалась в ней по ночам красавица Аннушка со второго этажа – молодая жена старлея. Не обделена была Аннушка вниманием, позволяла себе флирт в отсутствии мужа – имела слабость строить глазки брутальным мужикам. Мешковатый старлей, будучи трезвенником, от постоянного напряжения присел на «горькую». За очередные прегрешения, в состоянии опьянения, он отправлял Аннушку ко всем чертям. «Карусель» эту знали в доме все – от мала до велика. Тристан осторожно прокрался в беседку, где взял под лавкой оставленную с вечера банку с червями. Усердствуя, стараясь не нашуметь, зацепился плечом о стойку беседки. Накидка молниеносно откинулась.

– Подожди, можно с тобой? – ушатом холодной воды окатило его сзади.

Тристан невольно остановился.