Русское счастье - [28]

Клава состояла из другого содержимого – она не могла терпеть насилие и уж совсем не хотела сидеть на коротком поводке. За свою прямолинейность она и пострадала – ее отдали в бордель, там она подхватила венерическую болезнь. Притухшая было злость разгорелась в ней с удвоенной силой. Она желала мести. К Мотьке она прикипела душой, кроме того она стала единственной ниточкой, могущей дать нужный след. Кроме всего, Мотька стала для нее смыслом дальнейшей жизни. Она отправила РДО Леньку и с головой окунулась в собственное расследование.

Глава 6

Щадя психику Мотьки, Лео не торопил. Он положил руку ей на плечо. Добрые лучики морщинок разбегались из уголков его глаз, и Мотька, к своему удивлению, быстро прониклась к нему доверием. С ним она ощущала не страх, а малознакомое ей чувство удовлетворения. Читая ее мысли, он вкрадчиво произнес:

– Я знаю, ты была настоящим героем.

Приободренная коротенькой, но попавшей в цель фразой, Мотька забыла о саднящем колене, потерялся страх, который еще вчера мешал ей глубоко дышать, глаза озорно сверкнули. Ведь это, не кто иной – это она, Мотька, стала героем. Судорожная волна радости пробежала по телу – она подумала о Клаве, представила понимающее удовлетворенное ее поступком лицо. Невольно отгоняя воспоминания самого жуткого момента, когда содержимое ненавистного глаза брызнуло в лицо, Мотька отдышалась. Глядя в ожидающее лицо Лео, по крупинкам собирала в голове стремительно промелькнувшие события. Лео гладил ее по голове, успокаивая подбадривающим певучим тенорком:

– Все далеко позади, Мотечка, растворилось по песчинкам. Оно там, за той высокой неприступной грядой, и унеслось еще дальше быстрой рекой в бездонную пропасть океана, во впадину безумия. Остался чистый воздух и негатив, который обязан навсегда остаться трутом, воспламеняющим нашу память.

Мотьке теперь без крайностей открывалось, как из ее недр вырвалась звериная ярость, наверное, это была злость ее очень далекого предка-воина. Она впилась зубами в державшую ее за шею руку – до сих пор ощущая соленый вкус крови. Пролетело все единым связанным мгновением. Помнила Мотька, как сорвались и летели вниз – она сверху на нем, сжав на его руке челюсти до смыкания зубы. Помнила тяжелый удар обо что-то твердое, как после дикого, внезапно захлебнувшегося стона, из его горла фонтаном ударила кровавая струя. Выломав перила, они в обнимку рухнули в пролет. Сейчас Мотька понимала, что вполне могла оказаться на его месте. Спину его проткнула острая пика средневекового рыцаря. Изогнувшись дугой, охранник напрягся тетивой лука и обвис. Из кармана брюк блеснул черный пистолет. Единственный остекленевший глаз в порыве мести продолжал прожигать Мотьку. Безудержная тошнота подкатила к горлу – она кинулась к двери, на воздух, но не успела – ее стошнило прямо здесь. И вдруг ее, как получившую такую же пику в грудь, обожгло – в просвете стеклянной двери она увидела одного из ее похитителей. Он уверенно шагал на нее. Мотька заметалась, она понимала: спрятаться невозможно. Все решали мгновения. Она схватила торчащий из кармана пистолет, сжала обеими руками и выставила на дверь.

«Предохранитель – она что-то слышала об этом. Просто – щелчок флажка». Когда дверь открылась, Мотька зажмурилась и нажала курок… Руки дернулись силой выстрела.

Во время рассказа она пережила все заново – сердце колотилось, но рука Лео не дала вернуться в панический страх. Мотька отчетливо помнила звон стекла и упавшее на пороге тело. Лицом вверх, с кровавым провалом вместо носа, в страшном зверином оскале оно остановилось в памяти живой картиной.… Горячая сильная рука у нее на голове несла покой. Сердце упорядочило ритм, а из глаз брызнули неуправляемые слезы…

Глава 7

– Вывеску «Чоловичий одяг» бачишь? Хвильку пьяного на тракторце чуть дале, бачишь? Ото, зараз за ными домишко з билым хвасадом? То и будэ цэй адрэс, – объяснила Клаве приветливая украинка. Ее жизнеутверждающим задорным видом она впервые за всю дорогу отвлеклась от сосредоточенных в голове тяжелых мыслей. По пути к указанному домику прошла мимо тракториста, но не нашла его пьяным – тот гипнотизировал какую-то точку остановившимся взглядом. Взявшись за калитку, Клава огляделась: небольшой, но добротный, этакий домик на века, с узорным фасадом из натурального дерева, дополнялся заросшим травой палисадником. Она на ходу, спешно складывала в предложения нужные в подобных случаях слова – в семье погиб сын, возможно, единственный. На ее призывный голос отозвалась скрипом входная дверь веранды. Вышел седой, далеко не старый еще, щуплого телосложения мужчина с одутловатостями под глазами. Ничего не спрашивая, приблизился к калитке.

– Чем обязан, сударыня? – обратился он к Клаве на чистом русском.

– Разве у меня на лице написано, что я русская? – спросила она в ответ лишь для того, чтобы создать почву для разговора.

– У вас милое славянское лицо. Мы вообще говорим по-русски. Вы по объявлению?

Клава промолчала, понимая неизбежность следующей фразы. От нее мужчина мгновенно сник, еще более потускнел лицом и опустил глаза.

– Простите, мил человек, я ищу следы моей… дочери – они с вашим сыном до последнего находились вместе.