Русское народное порно - [9]

– И потому, Васенька, хоть ты и настойчив и полу халатика задираешь, стремясь добраться до лона, красивая наша всё ж у тебя высвобождается. И начинает сама тебя ласкать. Всячески. Многообразно. Ты уж постарайся, милая! – попросил я. – Васеньке эти соматические манёвры нравятся, и он включается в игру. Понаслаждавшись, он нежно-нежно разоблачает свою красавицу, деликатно укладывает перед собой, долго-долго целует её грудь, шейку, животик, водит пальчиками в промежности. Всё: дикарь укрощён! Что и требовалось доказать! И только потом он уже входит в неё. Когда войдёшь, не спеши! – предупредил я. – Подержись подольше! Но и не спи! Тут уж мы дублей много снимем, и крупные планы и посередние, потом смонтируем всё лучшее. Надо, что всего минут на пять вышло. А для этого снять раза в три поболее придётся. Вы запомните самое главное, милые! Работаете вы на камеру, но саму её не замечаете. Так, будто её вовсе нет! Даже если вас с пяти сантиметров снимают, всё равно для вас камеры не существует.

15

На сём инструктаж мой оказался исчерпанным. Хотя, нет, я, конечно, многое мог бы рассказать моим ювенильным подопечным, но всё же с некоторым тщанием воздержал себя.

Васенька улёгся на постель и прикрылся покрывалом, на коем образовался небольшой холмик в районе жаждущего Васенькиного уда. Я, зажегши производственные латерны, снимал Васеньку (и этот холмик), он таращился в сторону двери, грудь его вздымалась, в целом же он вполне походил на распалённого похотливого юнца. А большего пока и не требовалось.

Потом я снимал вхождение Тамарочки (производственные латерны при этом пришлось переставить). Она вышла, постояла немного за дверью, потом дверь приотворилась, и впорхнула наша красавица в ослепительном белом халатике.

– Давай сызнова! – крикнул я. – Ты в камеру посмотрела. А надо на Васеньку.

Во второй раз Тамарочка вошла получше. Отснявши, я переставил треногу и, переделав свет, стал снимать приближение Тамарочки к Васеньке. Васенька тут весь заёрзал в предвкушении, потянулся к красавице, ухватил её за попу и бесцеремонно повалил на постель. Тут же, засунув руку под халат, принялся искать её сисечки.

– Ещё раз то же! – скомандовал я Васеньке. – Не так быстро!

Тамарочка встала и снова подошла, юноша снова её облапил, но не стал валить сразу, а подержал некоторое время в объятьях и даже прижался лбом к груди.

Потом снова повалил, как ему было предписано, поцеловал в подбородок, в шею и только после того пустился на поиски сисечек.

Так, то останавливаемые мной, то отпускаемые на вольный выпас, Васенька с Тамарочкой понемногу дошли до середины нашего этюда. Соитие же их оказалось довольно сносным (с кинематографической точки зрения). Оба они были изрядно распалены от длительного ожидания, от продолжительных ласк и прочих любезностей, и, когда Васенька вошёл в Тамарочку, легши на неё сверху и согнув её ноги в коленях, красивая юница сразу стала стонать, амбивалентно, знойно и непритворно.

Я, сдернув камеру с треноги, снимал юных любовников во всевозможных ракурсах. Удалось запечатлеть момент, когда Васенька поспешно вынул всесильный свой уд из Тамарочкиной расщелинки и, помогши тому рукой, со вздохом излил тёплое прилипчивое семя на животик юницы. Вышло довольно ловко. «Чёрт побери, какой профессионал подрастает!» – удивился я.

Потом были ещё поцелуи. Поцелуи благодарности. Довольно вялые, какими они и должны быть. Секс жесток и бесцеремонен, благодарность он, положим, и признает, но та для него – наносное. Та для него – искусственное.

– Снято! – наконец, объявил я, утирая рукавом пот со лба.

Все будто только и дожидались одного этого слова. Раздались вдруг аплодисменты. Я обернулся. Голый Алёшенька и четыре нагих юницы хлопали нашим дебютантам. Те нежились поверх тёплой постели, им только что было хорошо, им и теперь ещё было хорошо, и тогда они расцепили объятья и тоже захлопали в ладоши, и вот они, все семеро – моя великолепная семёрка! – аплодировала уже мне одному и смотрела на меня одного. Я смущённо раскланялся. Я не ожидал такого. Я не настолько хорош, чтобы мне аплодировать, да нет же, ведь я вовсе не хорош! Я расчётлив, циничен, злодумен! Я похотлив, даже более, возможно, похотлив, чем все эти юнцы, которых я собрал здесь. Просто я умею сдерживаться, выжидать, когда ждать долее уже невозможно, а они пока нет. Они многого не умеют, но и я многого не умею. Может, я даже умею меньше, чем они. И фраза «победителю-ученику от побеждённого учителя» актуальна во всяком поколении, во всяком времени, во всякой державе, во всякой цивилизации, во всяком социуме и во всяком городишке, во всяком логовишке, жалком, неказистом, измочаленном.

Но главное, я заметил, Олечка больше не прикрывалась. И – чудо, чудо, как она была хороша!

16

Алёша не колебался, он сразу выбрал Сашеньку Бийскую. Видно, давно её заприметил. Тогда ещё, должно быть, когда я не разрешил ему трогать нашу девственницу. А может, и того прежде.

Этих юношей нынешних не разберёшь: они всех подряд хотят. Таково их юношеское свойство.

И ещё – Алёшу тянет на смелое, подумал я. А ведь Сашенька точно была смелой, я в том уж имел возможность истинно удостовериться. Смелые юницы – подлинное украшение нашего народа, сказал ещё себе я, его костяк, его напряжённое звено и выигрышная карта.