Русское монашество: возникновение, развитие, сущность, 988—1917 - [198]

Почин принадлежал той группе иноков, которая стремилась установить тесную связь с аскетически–мистическим духом древнего монашества, и в связи с этим особой оценки в истории русского монашества заслуживают старец Нил Сорский и его сподвижники. Замечательно то, что их почин пришелся на последние десятилетия XV в., когда процесс обмирщения еще не проявился с такой очевидностью, как в начале XVI столетия. Из этого можно сделать вывод, что Нил и его сподвижники пришли к своим аскетическим воззрениям не потому, что пытались бороться с обмирщением, а потому, что осознали, каковы подлинные основы монастырского жития.

Их противники, иосифляне, вынуждены были сформулировать свою точку зрения на задачи монашества, главным образом, в виде ответа на почин нестяжателей, однако от этого их точка зрения не теряет своего значения для историков, и даже не из–за ее политического содержания, а скорее потому, что она оказалась чрезвычайно важной для будущей истории русского монашества. Поэтому время, когда разгорелся этот спор, мы назвали переломным моментом в истории развития монашества и его самосознания.

В XVI–XVII вв. внешняя и внутренняя история монашества развивалась почти исключительно в духе победителей — иосифлян, в том духе, который повлек за собой множество негативных последствий для жизни монастырей. Состояние монастырей повелительно требовало проведения реформы — в этом заключалась главная задача церковной иерархии. Секуляризация 1764 г., отняв у монастырей их земельные владения, в некотором смысле облегчила проведение такой реформы, поскольку исчезли негативные явления, связанные с землевладением. Но оттого, что церковная власть синодального периода сверху не провела никаких особенно значительных мероприятий, монашество, возможно, оказалось перед опасностью полного упадка. Впрочем, как мы видели, в самом монашестве не все здоровые силы погибли.

В этом отношении величайшую заслугу в возрождении монастырской жизни следует признать за русским старчеством XVIII–XIX вв., которое в России непосредственно и самым тесным образом связано с именем старца Паисия Величковского. Другие проявления подлинно аскетического подвижничества свидетельствуют, что опасность обмирщения не везде была одинаково угрожающей для будущих судеб монашества. Труды и подвиги старцев являются доказательством того, что в монашестве, особенно в младших поколениях иноков конца XVIII и XIX в., обретались еще здоровые силы, что в нем велико было стремление к подлинно иноческому житию. Этот факт заслуживает внимания не только историков Церкви, но и историков культуры, ибо он говорит о том, как сильны были религиозные устремления во всех слоях народа, а также о том, что народное благочестие в некотором смысле извне влияло на монастырскую жизнь.

Старцы в XIX в. повлияли на духовную жизнь не только монахов, но и мирян, живших вне монастырских стен. В этом служении старцев миру русское монашество теряло свою замкнутость и самоуглубленность, типичную для православного иночества. Это довольно важный момент. Аскетическая школа отца Паисия Величковского, с которой поддерживали духовную связь почти все старцы и которая сама поначалу сохраняла этот замкнутый характер, со временем взяла на себя миссию служить не только монахам, но и людям, живущим в миру. Так аскетическая традиция Восточной Церкви в русском старчестве усвоила себе новую форму. Произошло это само по себе, спонтанно, без какого–либо нажима со стороны церковной власти, которая не имела настоящей внутренней связи с простыми верующими. Сама суть старчества привела к тому, что постепенно восстановлено было духовное родство между монашеством и народом.

Нельзя с уверенностью ответить на вопрос, имело ли монашество достаточно здоровых сил для продолжения духовного роста и для сохранения тесной связи с верующим народом и как скоро созрели бы добрые плоды христианской жизни, поскольку в конце второго десятилетия XX в. история русского монашества оборвалась под воздействием извне, в результате событий государственно–политической истории России. Как и когда возродится в России монашество, какой облик примет оно тогда и произойдет ли это вообще когда–нибудь — на эти вопросы смогут ответить историки, которые займутся этой темой в будущем, спустя немалый промежуток времени. Ныне же история русского монашества представляется законченным явлением, которое можно рассматривать от начала и до конца, в исторической перспективе.

Завершая наше исследование, мы позволим себе напомнить читателю слова знатока истории русского монашества, мало известного на Западе мыслителя князя Сергея Николаевича Трубецкого († 1905): «Монастыри — это самое драгоценное сокровище нашей жизни, наша гордость, с каким бы высокомерным презрением ни относились к ним те, кто не знает духовной жизни, кто не хочет даже подумать о том, ради чего столь многие люди избирают этот жертвенный путь. Можно, конечно, говорить и о распущенности нравов в некоторых монастырях, и о лености, о бездельничанье монахов, и об их пороках, — нигде контраст между идеалом и жизнью не был так велик, как в монастырях, хотя и нигде больше он не переживался так глубоко и мучительно. Мы ценим монастыри как учреждение, в котором учение Церкви выразилось в самой жизни… Мы ценим монастыри, невзирая на их недостатки и немощи, ради тех святых жемчужин, которые сияют из–за их стен. Они были местом духовного и нравственного воспитания народа»