Русское экономическое чудо: что пошло не так? - [23]

График 15.

Доля государственных доходов в ВВП и отношение нормативных платежей предприятий к прибыли до налогообложения, 2017 г. (%%)

Но, анализируя налоговую нагрузку на российскую экономику, с одной стороны, нельзя забывать, что более четверти фискальных доходов государства (26,7 % в среднем за 2006–2015 годы) составляли так называемые нефтегазовые доходы, которые концентрируются в одном секторе промышленности и в значительной мере являются налогом на экспортную выручку, и если эту часть фискальных доходов вывести за скобки, то оставшийся уровень налоговой нагрузки на экономику едва превысит 24 %, то есть окажется на уровне Вьетнама. С другой стороны, нужно помнить, что существенная часть российской экономики работает в “серой зоне”, то есть не платит налоги вообще или платит их по минимуму. Если верить Росстату, доля “серой экономики” в России составляет около трети, и если принять гипотезу, что в этом секторе налоги не платятся вообще, то получается, что рассчитанный МВФ показатель отношения государственных доходов к ВВП нужно увеличить в полтора раза, чтобы понять реальное положение дел.

Не знаю, что читателю больше нравится – 36 % от ВВП (без учета нефтегазовых доходов) или 44 % (включая их), но мне хорошо понятно, что сам по себе уровень налоговой нагрузки на экономику не является ключевым фактором ее конкурентоспособности. Посмотрите на график. Выше уровня 44 % ВВП находятся Германия, Австралия, Швеция, Дания – кого из них вы готовы назвать неконкурентоспособной экономикой? Из моего личного опыта общения с иностранными бизнесменами, с руководителями крупнейших мировых корпораций я хорошо понимаю, что налоговые ставки являются далеко не самым главным критерием при принятии инвестиционных решений.

Перечисленные четыре проблемы налоговой системы и то, как государство подходит к их решению, говорят мне о том, что российская налоговая система не справляется со своими функциями, а государство, вводя налоговые новации, движется в прямо противоположную сторону, что не предполагает решения проблем в обозримом будущем. Поэтому назвать такую систему справедливой и идеальной я не могу.

Несомненно, снижение налоговой нагрузки (хотя речь об этом ни Минфин, ни Минэкономики не ведут)[43] могло бы сделать жизнь компаний, работающих в России, несколько легче, а дивиденды, получаемые их собственниками, несколько выше. Но никакие изменения в налоговой системе, особенно те, которые любит Минфин, от которых бюджет немного выигрывает, а налоговые правила усложняются, не смогут компенсировать главный конкурентный недостаток российской экономики – незащищенность прав собственности, ставшую результатом разрушения политических институтов в стране.

Вырастет само Что не так с экономическими обещаниями президента? 2018

Говорить об экономической составляющей очередного послания президента Федеральному собранию сложно. С одной стороны, Владимир Путин достаточно очевидно расставил свои приоритеты, уделив основное внимание и силы той части, в которой речь шла о возможностях нанесения безответного ядерного удара по Америке. Здесь президент был ярок, энергичен, с явным удовлетворением от предвкушаемого эффекта произносил “покажите видео!”. С другой стороны, в экономической части не прозвучало ничего такого, чего бы Владимир Путин уже не говорил. Тем не менее я хочу выделить три основных момента.

Первое. Президент ушел от какого-либо разговора об итогах своего шестилетнего правления и от обсуждения, в какой ситуации находятся экономика и социальная сфера. Население и политическая тусовка, собравшаяся в Манеже, должны были услышать ясный тезис: Отечество в опасности, все ресурсы были брошены на создание супероружия, которое должно заставить Америку задрожать от ужаса, поэтому разговор об экономических трудностях и невзгодах неуместен. Любому политику неприятно обсуждать свои ошибки и провалы, тем более накануне выборов, но убедительно говорить о целях, не обсудив стартовую позицию, просто невозможно. Как можно надеяться на рост российской экономики темпами выше среднемировых (то есть не менее 4 % в год), когда за последние десять лет среднегодовые темпы роста составили 0,9 %?

Конечно, на это десятилетие пришлось два кризиса, один из которых был спровоцирован мировыми потрясениями, но второй имел сугубо внутренние корни, став результатом той самой внешней политики, которая в будущем должна еще ужесточиться. В результате второго кризиса страна оказалась отрезанной от мирового рынка технологий, что обрекает ее на то самое отставание, которое так пугает президента Путина, потому что оно означает “снижение безопасности и экономических возможностей страны, а в результате – потерю суверенитета”.

Владимир Путин ни слова не сказал про вооруженный конфликт на востоке Украины, в котором Россия принимает активнейшее участие и без решения которого “технологический занавес” не будет снят. Не стал он говорить и об отсутствии в России независимого суда и верховенства права, что подрывает желание бизнеса инвестировать, поскольку в существующей системе права собственности защитить невозможно. А его слова о расширении пространства свободы, укреплении институтов демократии, местного самоуправления и структур гражданского общества воспринимаются с испугом – все, что под этими лозунгами делалось в стране в последние десять лет, вело к прямо противоположным результатам. Нельзя строить дом на песке, а стратегию развития страны – на принципах оруэлловского “1984”. Если тотальный провал банковского надзора, в результате которого государству пришлось потратить 4 % ВВП на спасение банков-банкротов, называть оздоровлением банковской системы, то это не приведет ни к укреплению банковской системы, ни к созданию работоспособного финансового надзора.