Русское движение за тридцать лет (1985-2015) - [176]

Печатная пресса УЖЕ на стороне революции. Вскоре о революции заговорят и официозные телевизионные каналы: сперва нейтрально, а затем — сочувственно. И это станет знаком, что элита отвернулась от давно ненавидимого ею “национального лидера”.

Третье условие и, одновременно, кульминация революции — символический жест, знаменующий ее победу. Как правило, это захват какого-нибудь здания, ассоциирующегося с прежним режимом. Во Франции был штурм Бастилии, в России октября 1917 г. — взятие Зимнего.

Понятно, что в здравом уме и твердой памяти никто не пойдет на Кремль или здание ФСБ, ибо тогда кровопролитие неминуемо. А штурмовать Центризбирком бессмысленно — он всего лишь послушный инструмент в руках неправедной власти.

Но разве выборы, против фальсификации которых выступили русские, проводились не в Государственную Думу? Разве Дума не является высшим органом законодательной власти в стране?

Как только восставшие вспомнят это обстоятельство, их хаотичная активность приобретет смысл, а движение — направленность. Поскольку же, как следует из аксиоматики политической философии, народ — высший источник власти и вправе реализовывать свою власть непосредственно, то вход восставшего народа в здание законодательной власти будет не захватом, а ОСВОБОЖДЕНИЕМ ОТ ТИРАНИИ.

Почему от тирании? А чем является наглое поругательство права народа свободно избирать и быть избранным? Именно что стремлением к тираническому правлению. А ведь в истории неспроста отчеканено кровью: “Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть его священнейшее право и неотложнейшая обязанность”. Власть, неспособная извлечь уроков из истории, обречена их повторить.

Революции в России всегда развивались по центральному типу: от центра к периферии. Не станет исключением и эта.

Вопрос о власти сперва решится в Москве, а затем — причем уже без всякого сопротивления — в регионах.

Будет ли все так, как описано в моих скромных академических заметках, или иначе, мы узнаем. Скоро.

Продолжение следует 10 ДЕКАБРЯ, В 14–00, НА ПЛОЩАДИ РЕВОЛЮЦИИ В МОСКВЕ. И по всей России».

Инструкция четкая и недвусмысленная, разве что чуть завуалированная «академическим» тоном, но вполне ясно нацеливающая на штурм Государственной Думы в ближайшие два дня и на полный государственный переворот по всей стране в целом. И это было не единственное такого рода выступление Соловья в те горячие дни.

Я немедленно отозвался на его призывы также в интернете:

«Читаю я на днях на сайте АПН текст: “Сейчас каждый из нас стоит перед выбором — не политическим и идеологическим, а моральным. И он предельно прост: рабски склониться перед наглой, жестокой и тупой силой или отстоять человеческое достоинство и право быть гражданином. Этот выбор каждый делает для себя сам и его нельзя навязать со стороны… Пришло время, когда каждый должен выполнить свой долг. Долг перед самим собой, собственной семьей, своим народом и нашей Родиной”.

Черт возьми, подумал я! Вот ведь живая классика! Вот именно так и нужно обращаться к русскому народу! Все один в один по прописям! Кто же это с такой хирургической точностью оперирует на русском сердце в обход, как обычно, мозгов? Подписано: Валерий Соловей.

Сразу вспомнилось, как накануне, 6 декабря, мы разошлись с ним в разные стороны: я с представителями РОДа — в кафе, обсуждать текущие события, а Соловей с группой товарищей — на Триумфальную площадь, “творить историю”. Перед расставанием обменялись репликами.

— Буревестник вы наш! — затаив восхищение, воскликнул я.

— Я, вообще-то, Соловей, — парировал профессор, завкафедрой пиара МГИМО».

* * *

Соловью верили, мне — нет: я ведь «мелко плавал». Революционизированная, радикальная часть Русского движения (то есть, его абсолютное большинство) нашла себе интеллектуального лидера, вождя — профессора Соловья, как за три года до того — профессора Хомякова. Нашла и пошла за ним по его призыву. Перешагнув через все табу, среди которых для русских в политике главнейшее: никогда не вступать ни в какие союзнические отношения с либералами и евреями. А поскольку в протестном движении 2011–2012 гг. именно эти две категории российского населения играли первую скрипку, то русским националистам досталась самая незавидная и неблаговидная роль, какую только можно себе представить — роль подтанцовки в чужом шоу.

А шоу между тем набирало силу. Поддерживаемое, как выяснилось позднее, даже из Кремля, втихую, исподволь. Оказывал, по мнению ряда СМИ, «болотникам» негласную помощь, в том числе финансовую, Владислав Сурков, публично причисливший оппозиционеров к лучшим людям страны. Подавал до конца сентября 2011 г. обнадеживающие сигналы своим сторонникам Медведев, которого юргенсы и гонтмахеры уговорили было идти на второй срок…

Долго зревший гнойник национал-либерализма (национал-оранжизма) прорвался и заразил атмосферу. В декабре 2011 года в стране прошли многочисленные акции протеста, в которых участвовали жители большинства крупных городов России. По данному поводу тесно связанный с Крыловым и его инициативами популярный на ТВ политолог Павел Святенков написал тогда радостно и безапелляционно, но безответственно: «На Болотной возник хлипкий национально-демократический синтез, синтез идей либерализма и национализма, который один только и может создать нацию. Возник и распространился на всю страну. Воплощением национально-демократического синтеза стала фигура Навального, либерала и националиста сразу».