Русский язык в зеркале языковой игры - [177]

Шрифт
Интервал

он лишь напомнил о том общеизвестном, о чем он решил не говорить подробно. Вряд ли можно видеть са-мофальсификацию и в приводимых А Д. Шмелевым примерах типа Не слушай ничьих советов; Никогда не говори «никогда»; Не сметь командовать! (Ленин). Ср. также древний парадокс: Можно быть уверенным только в одном, что ни в чем нельзя быть уверенным. Если это утверждение истинно, оно тем самым и ложно. Это, видимо, проявление эгоцентричности языка, в силу которой сам говорящий и его высказывание имеют особый статус: слушающий не должен относить сказанное к говорящему (‘Все высказывания, кроме данного../ и ‘все субъекты, кроме говорящего...’). Полная самофальсификация встречается не так уж часто, главным образом в шутках, например в призывающем детей к бдительности стихотворении 30-х гг. (С. Михалкова):

Вы,может быть, даже разведать хотите,

Стоит ли у нас звуковой усилитель?

Нет, если узнают об этом секрете,

То лучше уж вовсе не жить мне на свете.

Еще несколько примеров:

(1) [Гринев и Савельич в очередной раз помилованы Пугачевым]:

—■ Спасибо, государь, спасибо, отец родной!—говорил Савельич усаживаясь.— Дай Бог тебе сто лет здравствовать (...) Век за тебя буду Бога молить, а о заячьем тулупе и упоминать уж не стану (А Пушкин, Капитанская дочка).

(2) Что делал я, когда я был богат,

О том упоминать я не намерен:

В молчании добро должно твориться (А. Пушкин, О бедность!).

(3) [Разговор подруг]

—Аязнаю кого-то, кто от вас просто без ума.

—Ая даже знать не хочу. Кто это? Синицын?

—Нет, не Синицын.

—А кто же?Ну, голубушка„ кто? (А Аверченко, Фат).

(4) Из скромности я остерегусь указать на тот факт, что в день моего рождения звонили в колокола и было всеобщее народное ликование. Злые языки связывали это ликование с каким-то большим праздником, совпавшим с днем моего появления на свет, но я до сих пор не понимаю, при чем здесь еще какой-то праздник? (А Аверченко, Автобиография).

(5) — Позвольте быть вам проводимой мной. Где вы живете?

—Ишь, чего захотели. Никогда я не скажу вам, хотя бы вы проводили меня до самого дома на Московской улице, номер семь... Ах, что я сказала! Я, кажется, проговорилась(А Аверченко, Страшный человек, V).

(6) Паниковский, пригнувшись, убежал в поле и вернулся, держа в руке теплый кривой огурец. Остап быстро вырвал его из рук Паниковского, говоря. «Не делайте из еды культа». После этого он съел огурец сам (И. Ильф—Е. Петров, Золотой теленок, VI).

(7) Ничего я на это не ответил. Только побледнел ужасно и говорю:Мне, говорю, товарищ деверь, довольно обидно про морду слушать. Я, говорю, товарищ деверь, родной матери не позволю морду мне арбузом разбивать (...) Ничего я на это не ответил, только говорю:—Тьфу на всех, и на деверя, говорю, тьфу (М. Зощенко, Стакан).

(8) — Ваша жена ревнивая?

— О, нет. Совсем почти не больно! (Журн. «Сатирикон», 1911).

(9) [Пациент—психиатру]—Спасибо, доктор, что вы излечили меня от мании величия. Сколько миллионов я вам за это должен?

(10) В известной песне М. Исаковского девушка заявляет, «что, конечно, возражает» против того, чтобы юноша ее поцеловал, а потом говорит ему, огорченному и собравшемуся уходить:

Я в глаза ему смотрю,

Раз такое положение,

Ну, уж ладно, говорю,

Поцелуй~ без разрешения>2.

(П) _ Свидетель, давайте показания,—сказал Король,—и не волнуйтесь, не то я велю казнить вас на месте (JL Кэрролл, Алиса в стране чудес, в пер. Б. Заходера) — угроза, содержащаяся во второй части высказывания, вряд ли может успокоить собеседника.

(12) — Гейдар Алиев (1992 г.): Весь советский народ знает меня как исключительно порядочного, честного и скромного человека~

Подобный прием используется иногда как основной структурный элемент некоторых жанров художественной речи, чаще всего эпиграмм. Ср.:

Невозможность эпиграммы

Тумба, щетка ильухват Да Владимир Майков с ними И с твореньями своими Эпиграммы не внушат.

И перо бы Ювенала Не придумало острот И тебя б не покарало,

Петербургский идиот!

(Н. Щербина).

Особый и очень интересный вид саморазоблачения — опережающее высказывание-запрет:

Не говори, что молодость сгубила Ты, ревностью измучена моей.

Предупреждая упреки, говорящий сам излагает их суть.

Одним из условий, в которых может быть нарушен постулат истинности или искренности, является поэтическая (и —шире —художественная) речь. В «Книге о пародии» Вл. Новикова приводятся шутливые стихи А. К. Толстого, перекликающиеся с пушкинской «Царскосельской статуей»:

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.

Дева печально сидит, праздный держа черепок.

Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой'.

Дева над вечной струей вечно печальна сидит.

А вот шутка Толстого:

Чуда не вижу я тут. Генерал-лейтенант Захаржевский,

В урне той дно просверлив, воду провел чрез нее.

Здесь высмеивается не наивно-поэтическое удивление Пушкина, а правдолюбец, режущий «правду-матку» и не понимающий условностей поэтического языка, не понимающий, что Пушкин не хуже его знал о строителе фонтана и о технической стороне дела.

Языковая демагогия

Прогресса столпы и титаны труда,—

Я с гордостью это признаю всегда!—

Свое мне вниманье дарили_

Автора этих стихов Анкудина Козодоева из пародии А. Измайлова нельзя обвинить во лжи: ему действительно уделили внимание такие люди, как Некрасов и Тургенев: Некрасов — написал две записки (


Еще от автора Владимир Зиновьевич Санников
Записки простодушного

Эта книга — правдивый и бесхитростный рассказ о детстве и юности автора, которые пришлись на трудные военные и «околовоенные» годы. Не было необходимости украшать повествование выдуманными событиями и живописными деталями: жизнь была ярче любой выдумки.Отказавшись от последовательного изложения событий, автор рисует отдельные яркие картинки жизни Прикамья, описывает народную психологию, обычаи и быт, увиденные глазами мальчишки.Написанная с мягким юмором, книга проникнута глубоким знанием народной жизни и любовью к родному краю.В. З. Санников — известный филолог, доктор филологических наук, автор работ по русскому языку и его истории, в том числе «Русский каламбур», «Русский язык в зеркале языковой игры».


Записки простодушного. Жизнь в Москве

Данная книга — воспоминания автора о жизни в Москве с 1955 г. Живо и с юмором описывается научная и общественная жизнь Институтов Академии наук в «период оттепели», их «золотой век», сменившийся периодом «смуты» в 60–70-х, изгнание из Академии по политическим мотивам автора, его товарищей и коллег. Описывается путь автора в науке, приводятся материалы из его книг, посвящённых языковой шутке, и наблюдения над способами создания каламбура и других видов комического. Записки по содержанию — очень пёстрые.


Рекомендуем почитать
От философии к прозе. Ранний Пастернак

В молодости Пастернак проявлял глубокий интерес к философии, и, в частности, к неокантианству. Книга Елены Глазовой – первое всеобъемлющее исследование, посвященное влиянию этих занятий на раннюю прозу писателя. Автор смело пересматривает идею Р. Якобсона о преобладающей метонимичности Пастернака и показывает, как, отражая философские знания писателя, метафоры образуют семантическую сеть его прозы – это проявляется в тщательном построении образов времени и пространства, света и мрака, предельного и беспредельного.


«…Явись, осуществись, Россия!» Андрей Белый в поисках будущего

Подготовленная к 135-летнему юбилею Андрея Белого книга М.А. Самариной посвящена анализу философских основ и художественных открытий романов Андрея Белого «Серебряный голубь», «Петербург» и «Котик Летаев». В книге рассматривается постепенно формирующаяся у писателя новая концепция человека, ко времени создания последнего из названных произведений приобретшая четкие антропософские черты, и, в понимании А. Белого, тесно связанная с ней проблема будущего России, вопрос о судьбе которой в пору создания этих романов стоял как никогда остро.


Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка

Книга историка Джудит Фландерс посвящена тому, как алфавит упорядочил мир вокруг нас: сочетая в себе черты академического исследования и увлекательной беллетристики, она рассказывает о способах организации наших представлений об окружающей реальности при помощи различных символических систем, так или иначе связанных с алфавитом. Читателю предстоит совершить настоящее путешествие от истоков человеческой цивилизации до XXI века, чтобы узнать, как благодаря таким людям, как Сэмюэль Пипс или Дени Дидро, сформировались умения запечатлевать информацию и систематизировать накопленные знания с помощью порядка, в котором расставлены буквы человеческой письменности.


Французский язык в России. Социальная, политическая, культурная и литературная история

Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.


Университетские истории

У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.


Жан Расин и другие

Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.