Русский XX век на кладбище под Парижем - [30]

Несмотря на бедность, приход имел своих стипендиатов в нашем Богословском институте (о. Виктор Юрьев, ныне священник Введенской церкви, – воспитанник Кнютанжа), посылал всегда делегатов на съезды «Христианского Движения» и от времени до времени приглашал из Движения к себе докладчиков. Детский вопрос, благотворительный, просветительный …все хорошо поставили…

В первый приезд в Кнютанж я зашел к директору. От него я услышал самые хорошие отзывы о русских рабочих. «Скромные, честные, интеллигентные люди и без претензий, – сказал директор. – И священник прекрасный, заслуживает глубокого уважения. Когда он о чем-нибудь меня просит, я не в силах ему отказать. Для этого достаточно мне просто его увидеть…» Не отказал директор, между прочим, и в самом важном, – построил «Русский дом», в котором теперь помещается церковь и школа.

Свою ревность о. Семен простирает и за пределы Кнютанжа: в Нанси, где есть русские студенты, в Люксембург (там есть общинка на Эше), в Прирейнскую Германию (есть общинка в Саарбрюке). Всюду разъезжает без виз. «Крест надену – вот и вся моя виза…» – говорит о. Семен. Любящий отец для прихожан, он, однако, умеет, когда нужно, проявить и власть. Для любительского спектакля сестричество выбрало пьесу «Монашенка» – о. Семен усмотрел в ней поношение монашеству и чуть было не закрыл сестричество. «Если так, не надо и сестричества!..» Не без труда я этот конфликт уладил…».

Может, вспоминая эти театральные треволнения, улыбается в раю безгрешный о. Семен… Понятно, судьи серьезные, вроде газеты «Монд», поставили б ему в грех такое мракобесие, а только где «Монд», а где заводские бараки 20-х годов, где священник в рваной ряске, где генерал в малярской люльке, член педсовета?..

Впрочем, может, внуками их и нынче довольны на заводах и в НИИ Кнютанжа, Страсбурга, Силиконовой Долины?

ВЕРДЕРЕВСКИЙ Д. Н., контр-адмирал, 4.11.1873 – 22.08.1947

Контр-адмирал Дмитрий Николаевич Вердеревский был в 1917 году командующим Балтийским флотом, а также морским министром военного флота во Временном правительстве России. После Октябрьского переворота он пытался сотрудничать с большевиками, но позднее уехал в эмиграцию и жил в Париже. После победы России над Германией в 1945 году, в пору эмигрантского советско-патриотического подъема, адмирал, вместе с другими русскими собратьями-масонами, пошел на прием к советскому послу, потом принял советское подданство и получил советский паспорт.

Советский посол Богомолов предупредил новых «советских патриотов», что поездку в Советский Союз еще надо заслужить. Адмирал Вердеревский уехал незадолго до смерти в Советскую Россию и даже сумел вернуться.

– Вероятно, заслужил, – сказал мне по поводу этой поездки почтенный эмигрант, герой войны Н. В.

В масонской ложе «Юпитер» и в мастерских русских высших степеней брат Д. Н. Вердеревский занимал высокое положение. В период его командорства в этих мастерских (в 1945 году) были возведены в 33-ю степень Г. Н. Товстолес и И. А. Кривошеин, требовавший во главе своей группы немедленного перевода всей масонской работы в сталинскую Россию, где масонов не могло ждать ничего, кроме нар в лагерях ГУЛАГА (оба названных выше масона вернулись в Россию и изведали лагерей). Д. Н. Вердеревский (вместе с П. А. Бобринским) поддерживал просоветские усилия великого командора Русского особого совета 22-й степени брата Н. Л. Голеевского. Вне ложи Голеевский занимал удобное положение сперва русского военного атташе в США, а затем и секретаря американского консульства в Париже. Это он вел в апреле 1945 года переговоры с советским послом Богомоловым. В чисто «провокационных целях» перевода масонства в сталинскую «свободную» Россию еще в начале 30-х годов разобрался брат М. А. Осоргин, а позднее разобрался даже и вполне благожелательно настроенный к тогдашним Советам брат П. А. Бурышкин, который писал:

«Хотя авторы идеи о возвращении масонства на родину и утверждали, что они стоят вне всякой политики и действуют только во имя чисто масонских и чисто посвятительных идеалов, но их просоветские симпатии и их деятельность в союзе «советских патриотов» секрета не представляли».

Продолжая свой анализ деятельности братьев-масонов, П. А. Бурышкин дает свое объяснение популярности сталинского режима среди видных деятелей нескольких эмигрантских движений:

«Вместе с тем, почти все они были известны как люди весьма правых убеждений, как монархисты и даже не конституционные монархисты. Один из них, правда, задолго до вступления в масонство, участвовал в монархическом съезде в Рейхенгалле, собравшем немалое число русских черносотенцев, другие – опять-таки задолго до войны – «симпатизировали» авторитарным режимам Гитлера и Муссолини и, во всяком случае, пытались проповедовать «объективное отношение» к оным. Демократические принципы для этих людей значения не имели, что и позволило им с большой легкостью отказаться и от масонской сущности».

Что касается «масонской сущности», то это дело непростое. За год до своей смерти, памятной весной 1946 года великий масон Вердеревский, разглядевший «Высшее Начало» в опутанной колючей проволокой сталинской России, произнес в ложе «Юпитер» свой знаменитый доклад о «посвятительном мире» масонской истины: