Русский вечер - [36]

— Понятно, — невинно улыбнулась Вероника. — Продолжай, моя хорошая.

Елизавета мысленно возликовала и перевела дух. Какое счастье, что тетка не представила ее по имени. То, что она Елизавета еще ни о чем не говорит, мало ли Елизавет в мире, а вот Елизавета Петровна — это уже улика!

— А потом и сам Игорь позвонил. Он сказал: «Ничего не бойся. Эти люди мне ничего не сделают. Но мы с тобой у них пока заложники. Ты должна меня спасти». Он опять назвал это имя — Елизавета Петровна. Она мне непременно позвонит, и я должна с ней договориться о встрече. Мы встретимся, и она передаст мне посылку.

— А где ты должна назначить встречу? — поинтересовалась Вероника.

— Ну, я не знаю… Наверное, у памятника Пушкина.

— Какой цинизм! Вечно Пушкина треплют по поводу своих грязных дел. Другого у них места нет. Назначайте встречу у Энгельса на Пречистинке. Энгельс — экономист и капиталист. Он новым русским самая компания. Так нет… все свои тусовки, разборки и стрелки проводят именно рядом с «Нашим всё».

Елизавета поняла, что весь этот словесный треск нужен Веронике, чтобы обдумать ситуацию, тетка пару раз выжидательно глянула на нее из-подлобья. Надо как-то уединиться, перекинуться парой слов. Но как?

Чай и сода сделали свое дело. Когда переполненная водой и горем Надя удалилась в туалет, между дамами состоялся рваный и быстрый разговор.

— Я останусь здесь ночевать.

— Не безумствуй, Вероника!

— Не могу же я оставить несчастную девочку одну.

— А я могу. Я боюсь. Это не наше дело.

— Согласна, могут быть определенные издержи. Но мы не можем сидеть сложа руки! Завтра конверт нужно будет отдать Наде.

— Конверт вначале надо наполнить содержимым. Мы же все растащили по нитке. Фотографии у Янки дома, диск в работе.

— Забери. И тут же позвони сюда и назначь встречу.

— А если Надя узнает мой голос?

— Пусть Яна позвонит.

— А кто фотографии повезет? Твой незнакомец в аэропорту нас, вернее меня, как-нибудь описал? Ну, по телефону, когда с Игорем разговаривал! Я боюсь! Когда Надя назвала мое имя, я думала с кушетки упаду.

Вероника улыбнулась. Видно было, что сама она твердо сидела на табуретке и падать с нее не собиралась. Более того, ситуация представлялась ей до чрезвычайности интересной и захватывающей.

— Вероника, я тебя очень прошу. Поедем домой и там все обдумаем.

— Некогда обдумывать. Она уже воду сливает. Отдадим конверт и забудем, что когда-то держали его в руках. И не спорь. Никакого особого словесного портрета у тебя вообще нет. Просто женщина на возрасте. Смотри в окно… отвлеченно. — и Вероника обнажила в фальшивой улыбке вставные зубы. — Наденька, как вы себя чувствуете?

— Спасибо. Уже лучше.

— Вот и отлично. Лиза сейчас уезжает. Завтра она нам позвонит. Лиза, запиши телефон, — Вероника незаметно подмигнула, — мы ждем твоего звонка.

И что оставалось делать Елизавете Петровне? Она поехала к Яне.

16

— Борис, это ты? Наконец-то! Почему ты не подходил к телефону? Я звоню тебе все утро. Как это — кто? Яна… Яна Павловна. Борь, ну врубайся. Ты что, пьян что-ли?

Яна отодвинула от уха трубку, на том конце провода блажили что-то нечленораздельное, потом внятно произнесли:

— Бориса вам? Получайте.

И тут же знакомый голос пропел:

— Яночка, голубка. Как славно, что вы позвонили с утра. А ко мне друг приехал.

— Очень рада за тебя. Почему ты не подходил к телефону?

— Спали. Мы вчера хо-орошо посидели.

— Сейчас уже двенадцать. Полдень! Ладно. Не мне тебя перевоспитывать. Борь, игра в тайну кончилась. Сыскался адресат белого конверта. Приезжай немедленно и привези диск.

— Но диск у Кирюхи, а сам он на озере.

— Что он там делает? — возопила Яны.

— Яхту строит.

— Боря, мне позарез нужен диск. И ты. У меня беда. Вероника в заложниках сидит. Ты не спрашивай, как ее туда занесло…

— Для бешеной собаки семь верст не крюк, — буркнула Елизавета Петровна, Желтков всем своим видом выразил возмущение, а Муся принялась лаять.

К двум часам дня в доме Яны не просто всё смешалось, это всё — эмоции, страсти, крики — достигли своего апогея. Оглушенная встречей с Надей и безрассудством Вероники, Елизавета Петровна приехала к дочери накануне вечером, но не застала ее. Няня Вера Игнатьевна с готовностью объяснила, что Яночка уехала на весь вечер, к кому — неизвестно, но перед зеркалом стояла не меньше часа, а когда полностью упаковалась, то сообщила, чтоб раньше двенадцати ее не ждали.

Яна появилась глубокой ночью. В разговорах встретили рассвет. Хорошо, если Яне удалось поспать хотя бы три часа. Утром, сразу после пробуждения, она вцепилась в телефонную трубку и стала звонить братьям Опашевым. Ответом были длинные гудки. Отсутствие на месте Бориса раздражало ее до крайности, Елизавета Петровна курила без перерыва, Вера Игнатьевна ходила из комнаты в комнату, закрывая и открывая окна в бессильной попытке проветрить помещение. В одиннадцать для увеличения энтропии явился Желтков, ведя на поводке Мусю. Оба уже с порога начали вопить. Желтков вопрошал: «Где моя жена?» Муся взвизгивала и стучала хвостом о паркет. Из сбивчивых объяснений Елизаветы Петровны Желтков понял только, что Веронике угрожает опасность. С этой минуты, обычно тихий и неприметный, он сделался совершенно невыносимыми. Пришлось применить недюжинную силу и логику, чтобы не дать ему позвонить в милицию. В награду за покорность ему пообещали телефонный разговор с женой.