Русский вечер - [28]

12

— Валюша, ты? Приветик, дорогая. Это Яна. Ну что ты молчишь?

— Речь потеряла, вот и молчу. Ты так намертво забыла мой телефон…

— Не обижайся. Ты должна меня понять. Я же вообще ни с кем в фирме теперь не общаюсь. «Феникс» мне слишком о многом напоминает.

— Но ведь не чужие люди, Яночка. Мы все Ашота помним и любим. Золотой был человек… А у нас сейчас такие дела! Ты что, плачешь что-ли?

Яна невольно скривилась. Валька из бухгалтерии как была дурехой сентиментальной, так ей и осталась. Не говорить же ей, что насморк аллергенный вдруг прорезался. Яна еще раз для убедительности шмыгнула носом.

— Валюш… не будем касаться прошлого. Это больно. Я к тебе по делу. Помнишь, ты говорила, что если что купишь у меня шубу норковую? Ну ту, с капюшоном, она мне с самого начала была великовата.

— Май месяц, самое время шубу покупать, — ворчливо сказала Валентина.

— Я дешево отдам…

— Ой, Яна, у тебя материальные трудности? Мне бы сразу догадаться. Но я тебе честно скажу. Шуба мне сейчас ни к чему, а вот браслет с жемчугом… тот, современный, из Венеции, я бы купила. Помнишь, ты в нем на Новый год была?

Так они встретились в кафе среди бела дня. Перед тем как позвонить старой приятельнице Яна перебрала кучу вариантов, размышляя, с какой просьбой обратиться. У Валентины были связи в медицинском мире. Можно придумать, что Яне позарез нужен гинеколог, но потом вопросов не оберешься. Выдумывать врача для Соньки или мамы Яна остерегалась — еще накличешь беду. И вообще просьба с врачом не проходила, потому что добросовестная Валентина сразу даст номер телефона и необходимость во встрече сама собой отпадет. В памяти всплыла старая идея изучать шведский. У Валентины была дядя — обрусевший швед, и та всеми силами хотела пристроить его давать уроки. Нет, обрусевший швед не подходит. Яна понимала, что склонить Вальку к свиданию после того, как год не общались, может что-то неординарное, на жалость бьющее.

Сидя в кафе за столиком и глядя на сдобную Валькину руку Яна подумала с надеждой, что браслет не застегнется на пухлом запястье. Застегнула… И руку положила наотлет, а потом во время разговора с удовольствием поглядывала на браслет и поигрывала пальцами в золотых перстнях. Браслета было жалко, но зато разговор пошел как по накатанному.

Вначале обменялись обязательным: «Ты чудесно выглядишь!» «А ты так просто помолодела? Откуда такой загар?» Потом спросили друг у друга о детях, и только после этого Валентина подключила к беседе тяжелую артиллерию:

— Ты знаешь, что у нас в «Фениксе» творится? Геннадий-то Федорович в реанимации лежит. Стреляли в него!

— Да что ты? — Яне удалось очень искренне всплеснуть руками. — И как он теперь? Когда же это было?

— Подожди, дай соображу. Это было в пятницу…

— И кто теперь вместо Рейтера?

— Новый. Ты его не знаешь. Но он временно и чисто формально. Мы все надеемся, что Геннадий Федорович… что Гена… выкарабкается, одним словом.

Слово за слово и добрались до главного вопроса — «кто наехал». Только бы не спугнуть собеседницу, не выдать случайным вопросом неподдельный интерес. А Валентина даже по новый браслет забыла. Уткнув подбородок в Янино плечо, она зашептала, всхлипывая и округляя от ужаса глаза. Естественно, она ничего не знает точно, да и никто не знает, но слухи ходят разные, потому что рот не заткнешь. Самое простое объяснение — «крыша бортанула», но крыша теперь из АМОН, поэтому — вряд ли, но ведь и в АМОНе тоже люди, им тоже жить надо, а Геннадий-то Федорович — человек без широкости и все норовит с народом рублями рассчитаться. Но скорее всего на «Феникс» наехали из-за спорного дела с освоением новой территории, государственный заказ, все за него бьются, тут я ничего подробно тебе сказать не могу, не имею права, и так лишнее тебе наговорила, но ты человек свой, да и трезвонить тебе некому.

Валентина протрещала еще три варианта, из-за которых несчастный Генка мог угодить под пули. Интересным Яне показался только последний — он был связан с итальянскими поставками. Что они из Рима поставляли, Валентина естественно не сказала. Да и не важно это. Пусть что угодно поставляют — хоть обойный клей, хоть мышиный помет на удобрение. В договоре все что угодно можно написать. Главным было ключевое слово — Италия!

Направляясь домой Яна размышляла, что это Валька перед ней так разоткровенничалась? Валентина хоть и ума недалекого, но интересы свои блюсти умеет. Ответ был один — от жалости. Валентина искренне сочувствовала горемычной Яне и, рассказывая об обрушившихся на «Феникс» бедах, на свой лад выказывала доверие и сочувствие.

А на следующий день Яна обнаружила за собой слежку. Да, да… как в шпионских фильмах. Пошла вечером в магазин за бородинским хлебом, пошла пешком, не все же на машине ездить. Обещали дождь, но по счастью обманули. Вечер был теплый, настроение как раз такое, чтобы сосредоточиться и подумать.

Привычка оглядывать себя в стеклах витрин появилась еще в детстве, когда и фигуры не было — одни ноги. На Покровке в витринах много зеркал, которые отражают не только Яну, но ловят, вбирают в себя весь мир. Мужская, отраженная в зеркале физиономия была замечена только потому, что была похожа на покойного бухгалтера из ее фирмы. Надо же, словно из гроба встал! Привычка находить в людях похожесть на того-то или на ту-то шла от маменьки. Елизавета Петровна вечно вспоминала в разговоре внешность и повадки артистов и общеизвестных людей.