Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова - [6]

— Да нет же! — воспротивилась она, просыпаясь и отпихивая Дмитрия Емельяновича от себя самым неумолимым образом.

— Ну почему? — промычал он сладострастно.

— Я же сказала, что терпеть не могу вот так сразу.

— Но ведь со мной у тебя особый случай, — обиделся он.

— Какой же особый? — спросила она.

— Такой, что я влюбился в тебя по уши, — признался он, внутренне признавая, что в этих словах есть доля правды.

— Влюбился? Любовь надо доказать, — сказала она.

— Доказать? Я готов.

— Чем угодно?

— Клянусь! — Он стукнул себя кулаком по голой груди.

— Послушай… В таком случае… Дай-ка мне халат.

Он послушно перебросил ей со спинки стула шелковый красный халат, который был ей так к лицу.

— Я весь внимание. Весь — ухо, как говорят французы.

— Мне нравится, что ты такой во всем эрудированный. Так вот, Митя, у меня огромное несчастье, и ты должен мне помочь. Если ты сделаешь все, о чем я попрошу тебя, я уверюсь в твоей любви и отдамся тебе полностью. Готов ты доказать мне, что все твои слова — не пустой брёх?

— Готов!

— Тогда слушай сюда. Ты видишь, в какой квартирке я ючусь?

— Вижу. Ремонт бы ей — и можно жить.

— Ремонт! — фыркнула Марина. — Да я могла бы иметь трехкомнатную. Заодно и тебя в ней поселить. Понимаешь ты это?

— Пока нет.

— Слушай сюда. Я — обладательница одного всемирного шедевра живописи.

— Я тоже обладатель. Но мое сокровище пока нематериально.

— Пес с ним, с нематерьяльным. Мне от отца досталась картина великого гения всех времен и народов Казимира Малевича. Его «Кругово иззебренное».

— Какое кругово?

— Это неважно. Важно то, что эта картина стоит дорого, но ее у меня похитила одна мафиозная баба, и теперь эта картина висит в ее доме неподалеку отсюда.

— Так надо заявить!

— Заявить! У нее все так схвачено, что ты только соберешься заявлять, как тебя киллер на мушку возьмет.

— Тогда конечно… — вздохнул Дмитрий Емельянович, страдая от близости соблазнительного существа женского пола.

— Что «конечно»? Ты хочешь сказать, надо смириться? — с презрением спросила Марина.

— Никогда и ни за что! — с готовностью воскликнул Выкрутасов.

— Я знала, что ты именно так ответишь, — уже с гордостью выдохнула Марина. — Так вот. Я решила похитить эту картину. У меня уже есть четко разработанный план действий. Мне не хватало только решительного человека, подобного тебе, понимаешь ты? Сама я трусиха и вряд ли смогла бы как следует все довести до победного конца. Но теперь у меня есть ты.

Она погладила его ладонью по щеке, и это вселило в малость струхнувшего Дмитрия Емельяновича уверенность в себе. Он попытался было снова придвинуться к ней, но она твердо отодвинула его:

— Дмитрий! Сначала ты должен совершить для меня подвиг.

— Понял. Как и когда будем действовать?

— Хоть завтра. План действий я перескажу тебе тоже завтра. А сейчас я постелю тебе на раскладушке, и мы должны как следует выспаться, чтобы завтра быть в форме.

Она встала и принялась готовить ему ложе на раскладушке. Выкрутасов некоторое время лежал и раздумывал, не нужно ли все же попытаться перейти к решительным действиям. Ведь женщины это любят. Потом он вспомнил про тайну Льва Яшина и переключился на мысли о ней. Может быть, сесть сейчас за бумагу? Но когда ему было постелено, он безвольно перебрался на раскладушку, успокоился и уснул. Последней его мыслью было горестное: «Ничья!»

Глава четвертая СОКРУШИТЕЛЬНЫЙ АЙВАЗОВСКИЙ

Мне кричали, что надо отдать пас, но мною владела пьянящая уверенность, что я сам непременно забью. Удар! Гол!

Марко Ван Бастен

Утро было упоительно светлое, солнечное, промытое вчерашним дождем и высушенное ветром. Иного нельзя было и ожидать, ведь для Дмитрия Емельяновича наступила новая жизнь.

Он сладко потягивался на раскладушке, слушая, как Марина моет на кухне посуду. Стоило ему захотеть пива, как она вошла и спросила:

— Пивка не желаешь? Я уже сбегала и прикупила.

Потом они вместе завтракали, и он любовался тем, какая она хорошенькая при свете солнечного утра.

— Даже не верится, что вчера был такой ураган, — сказала Марина, улыбаясь.

— Он был, любовь моя! — радостно отвечал Выкрутасов. — Он подарил нам друг друга. Какая ты красивая!

— Только для тебя, мой милый, — ворковала она, чокаясь своим бокалом с пивом о бокал Выкрутасова. — Может быть, тебе еще яичницу поджарить?

— Поджарить. Я голоден, как волк.

После завтрака заговорили о предстоящем деле, Дмитрию Емельяновичу оно почему-то казалось пустяком, с которым он быстро расправится, и тогда Марина станет его любовницей. А со временем, быть может, и женой.

— Только такая гениальная авантюристка, как я, могла придумать нечто подобное, — рассказывала Марина. — Значит так. Двое моих друзей привезут сегодня коробку из-под холодильника. Ты залезешь туда, и тебя внесут в квартиру этой твари. Якобы по ошибке. Ты будешь оснащен мобильником. Мы будем следить за подъездом. Когда эта гадина покинет свой дом, мы тебе позвоним. Ты вылезешь, быстро снимешь картину, завернешь ее в скатерть и мгновенно спустишься вниз к машине. Просто, как все гениальное. И никакого риска.

— А если она залезет в коробку?

— Что она, дура, что ли?

— А вдруг.

— Тогда, мой милый, тебе придется прыснуть ей в глаза из баллончика и действовать куда более стремительно. Или ты уже струсил?