Русский Союз - [35]

Но никогда я не чувствовал такой радости от закрытия пациента, как в случае с Алевтиной, даже после поимки Цимбалова, который хладнокровно убил сначала одного, а потом еще двух человек, в том числе старуху и ребенка, — из-за денег, будь они и тут прокляты. С ним было просто: скоренько приговорили, вышла группа добровольцев, выстроились они и охотно шлепнули гада у стены Замка. А вот с такой как быть?

— Сказал же, что взял. Все, иди по своим делам.

Однако сутяжница уходить не собиралась.

— А у меня еще одно заявление имеется, так что тикать не торопися! — Глаза блестели.

Это уже что-то новенькое — надо же, свежим ветром с курвятника подуло. Твою беду, ранний день, а я уже устал — все они, интроверты. Однако гражданское это дело, уголовное, и есть ли оно вообще — не суть важно, тут все идет через меня, только шериф имеет право вести следственные действия и определять суть дела, вплоть до передачи в суд.

В общем, общения с Курвой мне не избежать.

— Нарушение авторских прав! — гордо изрекла она.

Я выдохнул, посмотрел заинтересованно.

— Че-эго? — Есть в этом дне своя новизна, есть. Признаю.

— Завклубша слепила частушки, в которых был нагло использован мой личный куплет, собственнотворчески сочиненный, в муках, — страдальчески сообщила заявительница. — Теперь их исполняют в «Гаване», через что владелица извлекает крупные прибыля, а делиться не хочет.

Фу-ты… отпустило, от сердца отлегло! Тут мы быстро разберемся.

— Алевтина, а ты доказать можешь, что куплет именно твой?

— Да все ж знают! — возмутилась Алевтина моему сомнению.

— Знать-то, может, они и знают, но ровно до момента начала расследования, — грустно констатировал я. — Ты девка опытная, должна понимать: как только начну расспрашивать, так сразу и открестятся, скажут, что понятия не имеют о твоем авторстве. Устал от тебя народ, Аля, устал.

Редко я вижу, как Курва задумывается, — обычно она тренируется заранее, вопрос готовит скрупулезно. Поторопилась тут, вот и погрустнела.

Нормальная работница, кстати, оператор свекольного мини-заводика и еще кто-то там по сезону. Специалист, на работе не кочевряжится, не отлынивает, никаких претензий у руководства. А после работы… сносит крышу. И ни одной подруги.

— Так что заявление свое можешь и не доставать, пока документальных подтверждений не предоставишь: дело явно гражданское — тебе и доказывать.

В «Гавану» я не пошел. Может, это проклятые частушки отвернули меня с намеченного курса? Таверна «Две стрелы» в плане спокойного уединения даже предпочтительней, да и кофе здесь не хуже сварят. А серьезное меню позволит еще и подкрепиться.

В зале было тихо, до обеда еще есть время, народ не набежал. Максим, хозяин «Двух стрел», а заодно фанатичный поклонник блочного лука и организатор стрелковой секции, вышел сам — персонал вызвал, заметив меня.

— Редко заходите, уважаемый Петр Игнатьевич, в «Гавану» чаще, — ревниво заметил Максим, подсаживаясь рядом.

— Да я все больше в общественной питаюсь. Нельзя мне к тебе часто заходить, Макс, ты человек добрый, тарелку побольше подставишь, борща со дна зачерпнешь. Раз-два, и люди коситься начнут — мол, глядите, шерифа прикармливают.

— Ну и пусть косятся, — не испугался хозяин таверны. — Что есть будете?

Я кофе хотел, не убежавшего. Потом подумал о легком перекусе. Но запахи с кухни заставляли пересмотреть программу: тут кто угодно сломается. А неподалеку от входа на широком столе стоит огромный поднос с маленькими булочками, свежими, румяными. Сверху чесночком присыпаны.

— Что предложишь? Еще не обед вроде.

— Борщ в меню неплохой, уха крепкая, но прозрачная, в меру жирненькая, ну и солянка грибная, вчерашняя, уже терпкая, настоялась до кондиции.

«Вот тебе и бутербродики под кофе», — подумал я, сглатывая слюну.

— Давай солянку. — Я к борщам спокоен, детство без них прошло, а уху надо самому «ловить».

— Второе?

— Второго не надо, не встану.

Максим жестом подозвал официанта, коротко распорядился и опять повернулся ко мне:

— Петр Игнатьевич…

— Что, вопрос есть? — Почти всегда есть вопрос, если такой взгляд.

— Небольшой. Даже не знаю, как претензию обозначить… Да и не претензия это.

— Давай, давай, раз уж я тут.

— Пацанва повадилась забегать, понимаешь. Похватают с подноса булки — и деру. Ничего страшного, в общем-то, — неуверенно начал он. — Не убирать же мне поднос: и красиво, да и посетителям удобно, бери сколько хочешь. Тут ведь дело в другом…

Это нехорошо, товарищи.

Тут дело действительно в другом. Начнут с булочек детишки, а привыкнут быстро. Плохое начало, тем более если это уже система.

— К Хромову мне обращаться по такой мелочи не хочется, как и ссориться из-за детей с посадскими. В принципе убытки на копейку. Что посоветуете?

— Хорошо, что ты сказал. Я разберусь, дело не в копейках… Ладно, принял. Говорю же, что часто к тебе заходить нельзя, — пошутил я, но Макс расстроился.

А вот тут я помочь не могу.

Перед двухэтажным зданием размером с диспетчерскую Аэропорта, из которой меня вытурили, стоял серо-серебристый джип «Тойота-Ками» — с недавних пор это основная машина полицейской службы. На борту — большая золотая звезда, мелко надпись «шериф» на русском и «POLICIA» для первоначальной дружбы народов, потому перепишу по-нашенски. Над зданием красуется флаг Союза, на крыше джипа обязательная мигалка с мегафонами.