— По-спе-ша-а-а-ем!
Воевода Дорофей просиял улыбкой, повернулся к великому князю:
— Вся земля на подмогу идет! Известное дело — люди русские!
Юрий Всеволодович молчал, до бровей закутавшись в пушистый воротник…
Не задерживаясь, проехали мимо Суздаля. В сумерках перепрягли коней, поднялись с речного льда на левый пологий берег Нерли и двинулись лесами дальше на север, к Ростову. Огромной золотой подвеской-колтом плыла над лесом луна. Черные тени елок пересекали дорогу. Мелькали в чащобе зеленые огоньки волчьих глаз. Дружинники дремали в седлах, покачиваясь от усталости. Спотыкались измученные кони.
Но Юрий Всеволодович приказывал ехать дальше и дальше.
3
Никогда не думал боярин Иван Федорович, воевода великокняжеский, что ему придется начальствовать над посадским ополчением. Зазорным даже показалось. Но так велел большой воевода Петр Ослядюкович, и князь Всеволод властью, отцом данной, скрепил это решение. Две тысячи ополченцев было велено Ивану Федоровичу набрать с посада и обучить воинскому делу.
В десятки собирали и безусых юношей, и старцев — лишь бы могли держать копье или рогатину.
С утра до позднего вечера владимирские ремесленники — кузнецы, кожевники, гончары, седельники, бочары, плотники, ювелиры — вышагивали рядами под оклики воинских умельцев-дружинников. Дружинники заходились криком, глядя на изогнутые дугой ряды. Иные посадские и копья держать не умели, тыкали туда-сюда, как бабы ухватом. Нелегкое это дело — ратное ученье!
Посадский староста Иван Комега сбился с ног: накормить нужно этакую прорву народа, обуть, каждому дать копье и щит, на худой конец — хотя бы рогатину. Хорошо хоть боярина Ивана Федоровича, опытного воеводу, на посад прислали, а то бы совсем пропал староста! А вдвоем — легче.
Круто взялся Иван Федорович за поручение большого воеводы, деловито. Все ополченцы были разбиты на десятки и сотни, каждому десятку указано место на стене, где нести караул и подновлять укрепления. Много времени боярин проводил на площади, где шли ученья. Легко, будто играючи, показывал копейный бой. Подсказывал:
— Если сбоку от тебя конный — нацеливай копье под щит, в живот, где доспеха нет. Если прямо на тебя наезжает татарин и достать его из-за конской головы неможно — упри копье древком в землю, вали вместе с конем. Без коня степняк слаб, бери его голыми руками…
Посадские старались до седьмого пота, к вечеру валились с ног от усталости, одолевая воинское уменье. На глазах сколачивалось войско.
Рассказывая старосте Комеге о воинском ученье, Иван Федорович шутил:
— Через месяц будет у тебя, староста, не посад, а дружина. Так приохочу людей к ратному делу, что с посада сбегут, в воины запишутся. Придется тебе, староста, в воеводы проситься!
Комега пожимал плечами, отвечал неопределенно:
— Дай-то бог… Ратная наука по нынешним тревожным временам всем нужна… Да и будет ли месяц, что тебе надобен?
Иван Федорович помрачнел. Месяца, наверно, татары ему не дадут. А пока далеко еще посадским ополченцам до настоящих дружинников. Сердцем храбры, умереть за Русь готовы, но уменья — мало…
Только из кузнецов — могутных, налитых здоровой силой, сноровистых мужиков — уже сбил Иван Федорович настоящую дружину. Правдами и неправдами достал для них у большого воеводы дружинные доспехи — кольчуги, щиты, островерхие шлемы. Мечи кузнецы отковали сами, кому какой по руке. Старшим над ними Иван Федорович поставил суздальца Глеба, своего доверенного дружинника, опытного и храброго воина. Глеб с утра уводил кузнецов на Раменское поле, устраивал потешные бои. Воеводе рассказывал, что удар у кузнецов злой, тяжелый, ни один доспех такого удара не выдержит. Иван Федорович заранее решил, что в осаде кузнецы будут при нем. В случае чего, две сотни таких молодцов многое смогут сделать!
Февраля в первый день был объявлен смотр всему посадскому воинству. Ополченцы вытянулись в линию через всю торговую площадь, от Воздвиженской-на-Торгу церкви до Рождественского монастыря.
Под колокольный звон из Детинца выехали князь Всеволод, большой воевода Петр Ослядюкович, полковые воеводы, бояре. Зарябило в глазах от блеска доспехов и дорогого оружия, цветных плащей, богатого убранства коней.
Посадский строй был молчалив и строг. Бурые полушубки, домотканые порты, заправленные в высокие сапоги из сыромятной кожи, бараньи и беличьи шапки. Кое у кого — щиты, обтянутые кожей, перекрещенные для прочности медными полосками, совсем у немногих — кольчуги и шлемы. Оружие в руках тоже простое: копье или рогатина, с которой еще деды на медведя хаживали, топоры, очень редко — мечи.
Князь Всеволод отметил и плохое оружие, и невоинское обличье посадских ополченцев. Усмехнулся презрительно, бросил упрек Ивану Федоровичу:
— С этими, что ли, гончарами да кожевниками царя Батыгу побить думаешь? По лавкам бы им сидеть, по мастеровым избам. Мужичьё!
Понравились князю только кузнецы. Всеволод обласкал Глеба, которого подозвал к нему Иван Федорович, обещал дружиннику после осады воеводский чин. Обходя строй кузнецов, Всеволод весело приговаривал:
— Добрый молодец, добрый! Быть тебе дружинником!
И Ивану Федоровичу на прощанье сказал ласково:
