Русский самородок - [6]
– Это еще что такое?! – возопил Шарапов. – Не у меня бы тебе, Гаврюха, в книжниках работать, а в ресторации либо в кабаке. Разве это борода? Один клочок, как у бедного еврея. Разве к лицу православному такое убожество? Вырасти и не срезай, и наперед знай: я такого баловства ни в меховой, ни в книжной лавке не потерплю!..
– Петр Николаевич, не возбраните, мне и совсем без бороды положено быть…
– Почему такая привилегия?
– Да мой тезка архангел Гавриил всегда без бороды изображается.
– Перестань, Гаврюха! Сие не твоего ума дело! Не тебе судить, что установлено церковью. Ангелы господни это те же мальчики в услужении Христу и Саваофу…
Ванюшка Сытин незаметно усмехнулся. «Ловко старик поддевает, – подумал он, – значит, я ангелок наземный, летай во все стороны, успевай только. Ай да старовер! И видать, большой знаток писания». Поцеловав книгу, Сытин пошел было к выходу, но хозяин окрикнул всех:
– Останемся еще, судари мои, на минутку!..
Все остановились, поворотясь лицом к божнице, в ожидании, что еще станет изрекать умудренный старокнижной мудростью Петр Николаевич.
– Судари мои, вот полюбуйтесь на Полуянова Гаврилу, по рылу ему борода или не по рылу? На немца-иноземца смахивает. Сказано тебе, Гаврила, не потерплю такого паскудия. Выращивай и стань человеком, подобием божьим. И вы все, судари мои, внемлите, что писание о сем глаголет: «Брадобритие, ведайте вы, преступно. О том речено в писаниях многих и у Киприяна Карфагенского и Епифания Кипрского, и в греческой кормчей, и в книге Кирилла, что против латинской ереси. Еретики насмехаются над правоверными, что борода-де глупа, растет не токмо на лице, но и на подпупии. Грешно так рассуждать!..» – Посмотрев на низкий, прокопченный свечами потолок, словно бы подыскивая сказанное в писании, Шарапов, вспоминая, молча пошевелил губами, потом сказал: – В постановлении святых апостолов речено есть: не должно бороду портить и изменять образ человеческий, созданный богом по своему подобию. И не следует носить длинных волос, подобно блудницам. Бритый на скопца похож… Стригущий бороду мерзок пред богом, как и еретик инаковерующий…
В подтверждение этих слов Шарапов прочел в старой книге подходящие места и еще раз растолковал их.
– А теперь гуляйте с богом, а ты, Ванюшка, собери все маленькие от свечей огарыши в корзину, а покрупней которые – оставь в подсвечниках…
С первых же дней как поступил в мальчики, Ванюшка приглянулся хозяину. Глаз у Шарапова на людей наметанный, его не обманешь. Ванюшка Сытин хорошо читал славянскую грамоту и любил посещать кремлевские храмы. В досужее время хозяин давал ему читать книги и проверял по прочтении:
– Позволь-ка, Ванюша, знать, о чем твой тезка Иоанн Златоуст пишет, как ты уразумел?
Ванюшка рассказывал:
– Златоуст прозван за красноречие в писании – сильный духом; он учит, как человеку должно стоять за правду, быть подвижником во славу дел благородных и праведных. Он и сам был великий подвижник, оттого стал святым и чтимым церковью.
– Правильно, сударь мой, правильно. А теперь на-ко вот почитай сочинение Ефрема Сирина, да поучись у него терпенью, как человеку должно нести крест свой, он обучит тебя трудолюбию, а это главное в жизни человеческой. От всякого труда что-то остается, а от безделия – ничего…
Не всегда и не со всеми так обходителен и благостлив был старик Шарапов, иногда к провинившемуся мог еще крепко и руку приложить.
Один из мальчиков, Афонька Белов, как-то навлек на себя подозрение хозяина. Пришел хозяин и видит: что-то Афонька пузом стал толстенек.
– Вишь ты, как на хозяйских-то харчах упитался! На брюхе-то хоть овес молоти, – и слегка ладонью ударил Афоньку по животу.
Вспыхнул Афонька, лица не отличить от кумачовой рубахи.
– Ах вот оно какое пузо! Ну-ка, выкладывай, что у тебя там? – И, не дожидаясь, когда Афонька расстегнет пряжку, Шарапов рванул на нем узкий ремешок. Древняя, в кожаном переплете, книга упала на пол. Афонька, пристыженный и напуганный, застыл на месте. Хозяин поднял книгу и закричал:
– Зачем взял?
– Читать хотел… – пролепетал Афонька.
– Не ври! Продать хотел украденную книгу! А знаешь ли, какая цена этой книге, воришка бесстыжий?.. Закрой дверь в лавку! На засов, вот так. Я с тобой побеседую…
Два приказчика за прилавком и Ванюшка Сытин притихли. Видят: Афоньке достанется. Сел Шарапов на табуретку, раскрыл обнаруженную у Афоньки книгу, прочитал заглавие:
– «Грамматика сложение письмена, хотящимся учити словенского языка младолетным отрочатам». Сия книга у меня на особом счету, и цена ей, видите мой знак Д5П, что означает, как известно моим приказчикам, ДП – двадцать пять рублей, а цифра «5» посредине – возможная скидка… Недурную книжечку выбрал Афонька! Занятно, кому бы он ее сбыл и за какую цену? Наверно, с полтину выручил бы… Ах, проклятый дуралей. Дай-ка твой ремень!
Афонька покорно подал ремень.
– Гляди в книгу, что тут нарисовано?..
На титульном листе «Грамматики» картинка: четыре ученика сидят за столом за книжками, с пятого ученика спущены штаны, по голому заду учитель хлещет нерадивого ученика розгами.
– Уразумел? – спросил Шарапов.
Подзаголовок этой книги гласит: «Повествование о Петре Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и преданиям написано».
Книга посвящена выдающемуся русскому зодчему Андрею Никифоровичу Воронихину.
Очерки о Карельском фронте в период Великой Отечественной войны.
Имя Константина Ивановича Коничева хорошо известно читателям. Они знакомы с его книгами «Деревенская повесть» и «К северу от Вологды», историко-биографическими повестями о судьбах выдающихся русских людей, связанных с Севером, – «Повесть о Федоте Шубине», «Повесть о Верещагине», «Повесть о Воронихине», сборником очерков «Люди больших дел» и другими произведениями.В этом году литературная общественность отметила шестидесятилетний юбилей К. И. Коничева. Но он по-прежнему полон творческих сил и замыслов. Юбилейное издание «Из жизни взятое» включает в себя новую повесть К.
«В детстве у меня была копилка. Жестянка из-под гарного масла.Сверху я сделал прорезь и опускал в нее грошики и копейки, которые изредка перепадали мне от кого-либо из благодетелей. Иногда накапливалось копеек до тридцати, и тогда сестра моего опекуна, тетка Клавдя, производила подсчет и полностью забирала мое богатство.Накопленный «капитал» поступал впрок, но не на пряники и леденцы, – у меня появлялась новая, ситцевая с цветочками рубашонка. Без копилки было бы трудно сгоревать и ее.И вот под старость осенила мою седую голову добрая мысль: а не заняться ли мне воспоминаниями своего прошлого, не соорудить ли копилку коротких записей и посмотреть, не выйдет ли из этой затеи новая рубаха?..»К.
Книга посвящена жизни великого русского скульптора Федота Ивановича Шубина.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.