Русский самородок - [55]

Шрифт
Интервал

Были среди тех солдат и матросов люди революционно настроенные. Откровенно они говорили о том, что поражение русского царизма равносильно победе, ибо царь и правительство хотели этой войной отвлечь народ от революции, а в действительности война показала слабость самодержавия вообще, и что революция будет победоносно наступать.

Эти настроения еще во время войны подкреплялись известиями, доходившими до кровавых маньчжурских полей, что в России очень неспокойно: бушуют рабочие, крестьяне жгут поместья и даже целые полки отказываются идти на войну.

В Варшаве солдаты Люблинского полка заявили:

– Не пойдем воевать. Какой смысл везти нас на убой за десять тысяч верст. Убивайте здесь…

Восьмерых зачинщиков повесили.

В Вязьме восстал Лифляндский полк. Многих расстреляли.

По всей России, от невских берегов до Тихого океана, прошел слух о расстреле рабочих в Питере.

Пятый год закончился поражением революции.

Наступила пора угнетения, упадка сил и временной безнадежности. Некоторые политические деятели в растерянности заявляли: «Не надо было браться за оружие». Или даже так: «Пусть царское правительство оградит нас штыками от ярости народной…»

И только Ленин и его гвардия большевиков расценивали революцию 1905 года как генеральную репетицию будущей победоносной пролетарской революции.


Недовольство результатами позорной русско-японской войны охватило и среду высшего офицерства.

…В Георгиевской думе на Литейном проспекте генералы, полковники и подполковники после официального заседания и банкета, в меру подвыпившие, вели в кулуарах весьма несдержанные разговоры по поводу провала кампании на Дальнем Востоке.

Подполковник юстиции, он же сотрудник газеты «Русский инвалид», Владимир Апушкин резко и деловито возражал своему собеседнику, военному литератору, полковнику Новицкому:

– Простите, коллега, мне совершенно ясно то, что вы напрасно поддержали своей репликой профессора Никольского, когда тот обвинял полковника Кладо. Верно, в своих наставлениях Кладо доказывал, что в современных морских сражениях главную роль будет играть пушка, но не торпеда. Да, Макаров был другого мнения, но он имел в виду несовершенную боеспособность наших пушек… На мой взгляд, Кладо нуждается в поддержке со стороны своих коллег. Он потерпевший… Зачем же вы его?..

– Все мы потерпевшие, – с досадой отмахнулся Новицкий.

– Но он больше всех! Как бы вы почувствовали себя на его месте, если бы из ваших трудов военная цензура стала вырывать десятки страниц и предавать их сожжению? – спросил Апушкин.

– Со мной этого не случится, – отозвался Новицкий. – Когда я пишу, мне кажется, что на тупом конце карандаша восседает цензор и меня предостерегает.

– Вот видите, предостерегает. У нас почти нет военной литературы, а если она появляется с намеками на критику провалившихся военных деятелей, или же высказываются взгляды в защиту самостоятельности мышления офицерского состава, то цензор, уподобляясь коновалу, проводит решительную операцию. Над подобными вещами очень едко и остроумно подтрунивают штатские поэты. Кстати, вот перед нами инженер Величко, спросим его. Константин Иванович, – обратился к Величко Апушкин, – будьте добры, дайте на минутку нам тот стишок, что вы мне во время доклада показывали.

– Только не порвите и верните. Впрочем, Новицкому я сам прочту.

Они нашли укромное место в полуосвещенной комнате, уселись на плюшевом диване.

– Стихотворение называется «Зловредный полковник и спасительный костер», – объявил Величко.

– Позвольте, кто автор? – спросил Новицкий.

– Подписи нет. Но говорят, что сие исходит от вернувшегося из минусинской ссылки Амфитеатрова… По стилю похоже.

– Читайте.

Отложив папиросу в пепельницу, Величко вполголоса начал:

Споем мы на лад петербургской земли:
– Ой, ладо, ой, ладушки-ладо.
В морском министерстве намедни сожгли
Учебник полковника Кладо.
Почто же такой возгорелся костер,
Как призрак былых инквизиций?
Крамольный учебник был слишком остер
В разборе Цусимских позиций.
«Коварною ложью» смущая умы,
Шептал он с кивком на уронцы,
Что в битве тогда победили не мы,
А нас расчесали японцы.
Сплетая для внемлющих юношей сеть,
Шипел он змеиным обманом,
Что надобно думать, сужденья иметь,
Не быть автоматом-болваном.
Но зоркая правда на «хитрую ложь»
Восстала с коробкою спичек,
И вырезал «ложь» из учебника нож,
И вспыхнули пачки страничек.
Безумный полковник! Ты вник ли, когда
Преступное тлело тиснение,
Что паче ерунд всех твоя ерунда —
Отстаивать право на мнение?
Держи, коли велено, руки по швам,
Нам критиков даром не надо…
На лад министерский пропели мы вам:
Ай, Кладо! Ай, Кладушки-Кладо!

– Кладо знает об этом? – спросил Новицкий.

– Да, он переписал даже себе на память.

– И смешно и горько нам, – отозвался Апушкин, – помню, как сейчас, японцы стреляли с дистанции шестидесяти кабельтовых и дырявили наши корабли, а наши не могли отвечать… В начале войны на обращение русских патриотов царь изрек: «Русские люди могут положиться на меня. Я никогда не заключу позорного или недостойного России мира»… А как оправдались эти слова? Легко отделались; если бы не хитроумный Витте, царь пошел бы еще на более позорные уступки победителям. А как выглядим мы, господа офицеры?.. А что будет дальше, если на нас нагрянет еще более подготовленный противник с Запада?


Еще от автора Константин Иванович Коничев
Петр Первый на Севере

Подзаголовок этой книги гласит: «Повествование о Петре Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и преданиям написано».


Повесть о Воронихине

Книга посвящена выдающемуся русскому зодчему Андрею Никифоровичу Воронихину.


На холодном фронте

Очерки о Карельском фронте в период Великой Отечественной войны.


Из жизни взятое

Имя Константина Ивановича Коничева хорошо известно читателям. Они знакомы с его книгами «Деревенская повесть» и «К северу от Вологды», историко-биографическими повестями о судьбах выдающихся русских людей, связанных с Севером, – «Повесть о Федоте Шубине», «Повесть о Верещагине», «Повесть о Воронихине», сборником очерков «Люди больших дел» и другими произведениями.В этом году литературная общественность отметила шестидесятилетний юбилей К. И. Коничева. Но он по-прежнему полон творческих сил и замыслов. Юбилейное издание «Из жизни взятое» включает в себя новую повесть К.


Из моей копилки

«В детстве у меня была копилка. Жестянка из-под гарного масла.Сверху я сделал прорезь и опускал в нее грошики и копейки, которые изредка перепадали мне от кого-либо из благодетелей. Иногда накапливалось копеек до тридцати, и тогда сестра моего опекуна, тетка Клавдя, производила подсчет и полностью забирала мое богатство.Накопленный «капитал» поступал впрок, но не на пряники и леденцы, – у меня появлялась новая, ситцевая с цветочками рубашонка. Без копилки было бы трудно сгоревать и ее.И вот под старость осенила мою седую голову добрая мысль: а не заняться ли мне воспоминаниями своего прошлого, не соорудить ли копилку коротких записей и посмотреть, не выйдет ли из этой затеи новая рубаха?..»К.


Земляк Ломоносова

Книга посвящена жизни великого русского скульптора Федота Ивановича Шубина.


Рекомендуем почитать
Падение короля. Химмерландские истории

В том избранных произведений известного датского писателя, лауреата Нобелевской премии 1944 года Йоханнеса В.Йенсена (1873–1850) входит одно из лучших произведений писателя — исторический роман «Падение короля», в котором дана широкая картина жизни средневековой Дании, звучит протест против войны; автор пытается воплотить в романе мечту о сильном и народном характере. В издание включены также рассказы из сборника «Химмерландские истории» — картина нравов и быта датского крестьянства, отдельные мифы — особый философский жанр, созданный писателем. По единодушному мнению исследователей, роман «Падение короля» является одной из вершин национальной литературы Дании. Историческую основу романа «Падение короля» составляют события конца XV — первой половины XVI веков.


Банка консервов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Масло айвы — три дихрама, сок мирта, сок яблоневых цветов…

В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…


Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .