Русский самородок - [45]
Однажды протрезвевший Палилов удивил Ивана Дмитриевича рассказом о том, что происходит в костромской, солигаличской глуши, где Сытин провел свое детство.
– Ваши картинки, Иван Дмитриевич, кое-где делают переполох. На портретах Ивана Кронштадтского сами верующие венчики дорисовывают, зачисляют этого попа во святые… и даже наравне с Христом.
– Мало ли чего кому взбредет в голову. Эти портреты у меня издаются и продаются не по рангу святых, а как знаменитости, – возразил Сытин.
– Нам это понятно, а вот другие по слабоумию своему, сектанты-«иоанниты», Ваньку Кронштадтского за бога почитают. – И тут Палилов со всеми подробностями рассказал Ивану Дмитриевичу о том, как в Солигаличском уезде в деревне Хорошево крестьянин Пономарев, начитавшись «божественных» книжонок, построил церквушку-молельню в честь Ивана Кронштадтского и даже сочинил акафист «великочудному Иоанну в троице славимому», который будет судить живых и мертвых, и что женщины-фанатички заполняют молельню, лезут в эту секту неудержимо. Синод посылал самого Ивана Кронштадтского в деревню Хорошево доказать «иоаннитам», что он не бог, а пинежский мужик, ставший, «по милости божьей», провидцем. Но Пономарев не послушал его увещеваний и продолжает гнуть свое, увеличивая секту.
Сытин внимательно выслушал книготорговца Палилова и сказал своему брату Сергею:
– Съезди, Серж, в Солигалич, разузнай все об этом дураке-лжеучителе. И может, в «Русском слове» прокатим безумца… Да попутно отвези в Галич на могилы наших родителей два креста и там же закажешь попу поминовение отца и матери по всем правилам. Жаль, что давно их нет в живых. Как бы они порадовались на мое дело!..
Сергей не возражал: что ж, ехать так ехать, только не одному, а вместе с Палиловым.
– Связал вас черт одной веревочкой! – сказал Иван Дмитриевич. – Поезжай и сделай, о чем прошу.
Сергей вернулся из этой поездки через две недели совершенно пропившийся, разбитый.
– Все в порядке, братец, все в порядке, – твердил он, – верно, выпили мы хорошо, но дело сделано: кресты на месте. За упокой записал. В Хорошево не поехал, что верно, то верно. Проверял по слухам: мужик Пономарев верховодит сектой «иоаннитов» по-прежнему. В газету о нем – нет надобности. В прошлом году в газете «Русь» про него печатали, он же плевал на газету, тянет к себе в секту людей. В общем, я туда не поехал. Не наше дело попов да сектантов судить, на то черти есть…
– В этом, пожалуй, ты прав, – согласился тогда Иван Дмитриевич и поспешил на заседание пайщиков товарищества газеты «Русское слово».
В другое время он, быть может, и поссорился бы с братом, но тут еще, после заседания в товариществе, ему предстояла встреча с Маминым-Сибиряком, оказавшимся в тот день в Москве.
Мамин-Сибиряк звонил Ивану Дмитриевичу из гостиницы и просил сделать одолжение – показать ему печатную фабрику.
Иван Дмитриевич согласился. Он встретился с Маминым-Сибиряком и вместе с ним от «Националя» на трамвае поехал в Замоскворечье на Пятницкую, где было год назад построено новое огромное здание типографии.
Наступили московские сумерки. Четыре ряда частых больших окон типографии озарились ярким электрическим светом. В полураскрытые окна далеко разносился несмолкаемый шум печатных машин.
Здание, занимавшее почти целый квартал, удивило Дмитрия Наркисовича. Он в изумлении глядел на печатную фабрику. Затянулся из трубки, чмокнул и пустил пахучий дым высокосортного табака. Сытин, почуяв запах табака, обернулся и при входе в типографию сказал:
– Дмитрий Наркисович, прошу вас, потушите трубку. В помещении курить не дозволено. Краска, лак, спирт, обрывки бумаг на полу, на каждом шагу горючие вещества. Потушите. Береженое и бог бережет. Эта фабрика мне в миллион обошлась!..
– Так вот она какая, кормилица и работодательница! Бог ты мой, сколько она бумаги пожирает и сколько дает духовной пищи народу!.. – восторгаясь, говорил Мамин-Сибиряк, окидывая взглядом печатный цех. – И откуда у вас, Иван Дмитриевич, столько машин набралось? Ай-ай-ай!..
– Потихоньку, полегоньку, Дмитрий Наркисович, набралось. Не сразу Москва строилась… В новое помещение мы перевезли все машины из старых зданий, да прибавили восемнадцать типолитографских машин, приобретенных у Васильева, да еще кое-что добавили. Теперь все укомплектовано полностью. Остается жить, работать да радоваться. А когда труд с пользой – умирать не захочется…
– Разворотистый вы человек, Иван Дмитриевич!
– Не отрицаю. А ведь для кого? Все, что делается на этих машинах, руками этих людей, – все в народ пойдет. Это еще не все: арендую у бывшей владелицы Коноваловой литографию, там пятнадцать машин печатают народные картины и дешевые детские книги… Газетная типография отдельно, на Тверской. В бывшем доме госпожи Лукотиной. За домик-то двести тысяч вогнал!.. Было у Лукотиных заведение, предметы разные из папье-маше производили, торговали, обанкротились… Хорош дом, в центре Москвы. Туда со всеми домочадцами мы и въехали. Недавно новоселье справляли… Заходите посмотреть. Мог бы вам, Дмитрий Наркисович, показать и переплетные цеха, но тогда придется нам с вами в тюрьму отправиться…
Подзаголовок этой книги гласит: «Повествование о Петре Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и преданиям написано».
Имя Константина Ивановича Коничева хорошо известно читателям. Они знакомы с его книгами «Деревенская повесть» и «К северу от Вологды», историко-биографическими повестями о судьбах выдающихся русских людей, связанных с Севером, – «Повесть о Федоте Шубине», «Повесть о Верещагине», «Повесть о Воронихине», сборником очерков «Люди больших дел» и другими произведениями.В этом году литературная общественность отметила шестидесятилетний юбилей К. И. Коничева. Но он по-прежнему полон творческих сил и замыслов. Юбилейное издание «Из жизни взятое» включает в себя новую повесть К.
«В детстве у меня была копилка. Жестянка из-под гарного масла.Сверху я сделал прорезь и опускал в нее грошики и копейки, которые изредка перепадали мне от кого-либо из благодетелей. Иногда накапливалось копеек до тридцати, и тогда сестра моего опекуна, тетка Клавдя, производила подсчет и полностью забирала мое богатство.Накопленный «капитал» поступал впрок, но не на пряники и леденцы, – у меня появлялась новая, ситцевая с цветочками рубашонка. Без копилки было бы трудно сгоревать и ее.И вот под старость осенила мою седую голову добрая мысль: а не заняться ли мне воспоминаниями своего прошлого, не соорудить ли копилку коротких записей и посмотреть, не выйдет ли из этой затеи новая рубаха?..»К.
В том избранных произведений известного датского писателя, лауреата Нобелевской премии 1944 года Йоханнеса В.Йенсена (1873–1850) входит одно из лучших произведений писателя — исторический роман «Падение короля», в котором дана широкая картина жизни средневековой Дании, звучит протест против войны; автор пытается воплотить в романе мечту о сильном и народном характере. В издание включены также рассказы из сборника «Химмерландские истории» — картина нравов и быта датского крестьянства, отдельные мифы — особый философский жанр, созданный писателем. По единодушному мнению исследователей, роман «Падение короля» является одной из вершин национальной литературы Дании. Историческую основу романа «Падение короля» составляют события конца XV — первой половины XVI веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.