Русский полицейский рассказ - [81]

– А-гa, хорошо, пусть пообедает с вами.

Сагачок в жизни своей не едал такого вкусного обеда – борщ со свиным салом, пироги с горохом, вареники и узвар, а перед обедом сама приставша вынесла бутылку водки и из собственных рук дала ему и десятскому по две рюмки, а Мотре и няньке – по одной. Сагачок чувствовал себя превосходно, и только мысль о становом от поры до времени беспокоила его. Но, по крайней мере, в этот день ему даже не пришлось видеть станового, который, как предрекла Мотра, проснулся около полудня, пообедал и уехал в гости к богатому мельнику в Кривую Долину.

Для Сагачка началась новая жизнь, гораздо лучшая, чем была дома. Дома ему приходилось тяжело работать, часто голодать и еще чаще слушать воркотню старухи-матери и жалобы ее на беспросветное житье.

А тут вся его работа как сотского сводилась к тому, чтобы пойти раза два-три в неделю с казенными письмами на почту. Теперь он не боялся, что потеряет казенный пакет и попадет за это в Сибирь, и тащил на перевязи почтовую сумку так же равнодушно, как пастух торбочку с хлебом. Все остальное свободное время Сагачок находился в распоряжении приставши и – главным образом – Мотры. Он носил воду, колол дрова, давал корм свиньям и коровам – словом, исполнял обязанности батрака. Трудился он старательно, а потому заслужил расположение приставши и Мотры. Это расположение выражалось в том, что на кухне его ежедневно кормили и обедами, и ужинами. Сагачок редко стал бывать дома, несмотря на молодую жену, а если и бывал, то, ссылаясь на неотложные дела, старался поскорее улизнуть в становую квартиру, где он чувствовал себя прекрасно. Полученные от Вывюрки деньги он отдал в распоряжение матери и жены, которые засеяли поля и купили четыре овцы. Таким образом, Сагачок стал понемногу, как говорится, выходить в люди. Отношения к нему пристава – с точки зрения Сагачка – не заставляли желать ничего лучшего. Пристав, при более близком знакомстве с ним, оказался простым и добродушным, а не свирепым, сокрушающим скулы начальством, как воображал Сагачок. Пристав больше ездил в гости и играл в карты, чем «водворял порядок», и нередко бывало, что Сагачок по несколько дней не видел в глаза своего начальства. Понятно, такое положение Сагачка много зависело от того, что официально стручанским сотским числился Вывюрка, а он в глазах пристава был лишь на линии батрака при становой квартире, но – это только в глазах пристава, ибо и Сагачок, и все окружающие придерживались на этот счет иного мнения. Как бы там ни было, но Сагачок чувствовал себя прекрасно.

Время шло, наступила осень, и стручанам нужно было выбрать новых должностных лиц – сотского и двух десятских. С этой целью собрались они на площади у шинка Лейбы, и, когда был поднят вопрос – кого избрать сотским? – выступил Иван Бараболька, первый стручанский оратор, и сказал, что, по его мнению, сотского и десятских следует нанимать на общественные средства, потому что каждый порядочный хозяин, выбранный в эти должности, поступит как Вывюрка, то есть найдет заместителя. Стручане охотно согласились на предложение Барабольки, ибо каждый из них считал себя порядочным хозяином, и каждому не хотелось быть ни сотским, ни десятским. На наем сотского и десятских решили ассигновать двести рублей, получаемых от аренды общественного выгона, а то, что остается от этой суммы, затратить на «могарыч». Тотчас в становую квартиру был командирован один из обывателей с предложением Сагачку и десятским, не согласятся ли они оставаться в своих должностях и на будущий год, и какую потребуют за это плату. Десятские отказались, а Сагачок согласился за ту же плату, что получал от Вывюрки.

Так Сагачок остался «настоящим» сотским.

Сагачок сталь замечать, что, с момента избрания его сотским, отношение к нему пристава значительно изменилось. Раньше пристав как будто не замечал его существования, теперь же начал давать ему разные поручения, порой довольно трудные и неприятные. Так, ему приходилось возиться с арестантами, разгонять озорничавшие банды пьяных парней, выколачивать разные денежные сборы и т. п. Сагачок видел, что во всех случаях его служебной практики начальственный авторитет очень много значит, а потому почти не снимал «знака» с борта свитки, завел кленовую загнутую палку, как непременный атрибут каждого сельского должностного лица, и старался придать своему голосу, виду и манерам известную внушительность.

Стручане, слушая, как он ругает какого-нибудь подвыпившего парня, вспоминая и его отца, и деда, и всех родственников, одобрительно покачивали головами и говорили:

– Бравый наш сотский, хотя молодой, а бравый: так отчитывает, что за ушами трещит.

Сагачок постепенно входил в круг прямых своих обязанностей, незаметно ускользая из-под власти приставши и Мотры, но в то же время стараясь подлаживаться так, чтобы и та и другая были им довольны.

И это ему удавалось, потому что, если он не мог или не хотел выполнить какую-нибудь работу, поручал десятскому, а иногда просто зазывал для этой первого, кто проходил у ворот становой квартиры. И никто в таких случаях не отказывался, так как – кто его знает? – всяко бывает в жизни: откажешься, а потом каяться будешь…