Русский Париж - [63]
Необходимость улучшения аэрации города… повлекла за собой открытие 110 новых путей доступа воздуха. Ширина улицы Арколь (1837), пересекающей остров Сите от площади собора Нотр-Дам до мэрии, увеличилась до 12 м. Улица Рамбюто (1845), ширина 13 м, соединила квартал Мааре с рынком Де-Аль. Для ее строительства часть домов пришлось экспроприировать и снести.
Исходя из тех же соображений аэрации и гигиены префект наладил регулярную уборку боковых аллей на бульварах. Кроме того, чтобы покончить с грязью и сточными водами, пришлось изменить профиль мостовых и построить тротуары. Наконец, последнее нововведение — был заасфальтирован двор Пале-Рояль. Ландшафт города изменился также благодаря посадке тысяч деревьев и улучшению уличного освещения (10 тыс. газовых фонарей в 1848 г.).
Бурение Гренельской скважины, установка 2 тыс. водоразборных колонок, строительство новых фонтанов (Лувуа, Сен-Сюльпис, Мольер)… Продажа воды стала доходным торговым предприятием. Чаще всего водоносами становились жители Оверни. В дома наиболее зажиточных горожан воду доставляли на тележках либо в ведрах, навешанных на коромысло.
Когда в 1812 году наполеоновская армия вторглась в Россию и захватила Смоленщину, восьмилетнего Михаила Глинку вывезли из родного имения в Ельнинском уезде. Несколько лет будущий великий композитор провел у своего дяди, любителя музыки, организатора и владельца крепостного оркестра.
Впоследствии Михаил Иванович вспоминал: «…и может быть, эти песни, слышанные мною в ребячестве, были первою причиною того, что впоследствии я стал преимущественно разрабатывать народную музыку».
В десятилетнем возрасте Михаила стали обучать игре на фортепиано и на скрипке.
В 1815 или в 1816 году в имение дяди вернулся солдат, один из его крепостных музыкантов. Через всю войну он пронес балалайку, подаренную барином. С ней дошел до Парижа.
Михаил слышал рассказы бывшего солдата о французской столице: «Там можно услышать эхо всего мира и давних времен. Там музыка звучит по-иному. Улочки Парижа ловят ее и долго-долго не выпускают, будто играют с каждым звуком. А песню, даже напетую вполголоса, из одного конца города можно услышать в другом. А ночи Парижа сами рождают музыку, не захочешь — все равно возьмешься за инструмент…».
Для убедительности, или чтобы пробудить свои воспоминания о пребывании во французской столице, крепостной музыкант брал старенькую балалайку и начинал играть незнакомые мелодии.
Михаил слушал его и по-ребячески мечтал сам побывать в Париже и услышать «эхо всего мира».
В четырнадцать лет Глинку приняли в Благородный пансион при Главном педагогическом институте в Петербурге. Занятия музыкой не прерывались и в столице.
После окончания в 1822 году Благородного пансиона Михаил изучал теорию музыки, осваивал законы оркестрового звучания, писал романсы, фортепианные пьесы, увертюры, квартеты. Спустя несколько лет его имя стало известным в музыкальных кругах России — как пианиста и певца.
В декабре 1836 года в Петербургском Большом театре состоялась премьера оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»). Несмотря на то что произведение молодого композитора публика приняла благосклонно, появились и недоброжелательные отзывы. Глинку обвинили в симпатиях к «мужицким страстям и непросвещенного народа». Кто-то даже заявил о его опере: «Это кучерская музыка».
Творение Михаила Ивановича одобрили Пушкин, Гоголь, Белинский и другие славные представители русского общества.
Литератор, философ и музыкальный критик Владимир Одоевский в дни премьеры «Жизни за царя» писал: «С оперою Глинки является то, чего давно ищут и не находят в Европе — новая стихия в искусстве, и начинается в его истории новый период: период русской музыки. Такой подвиг, скажем, положа руку на сердце, есть дело не только таланта, но гения!».
Премьера следующей оперы Михаила Ивановича «Руслан и Людмила» тоже оказалась, по мнению некоторых зрителей, «победой с привкусом горечи». Одни восторгались этим творением, другие называли его «неудачей композитора». И все же «Руслан и Людмила» имела огромный успех у публики: тридцать два представления в течение первого сезона! Такого еще не случалось на русской оперной сцене.
О произведениях Михаила Глинки заговорили и в музыкальных кругах Парижа. Этому способствовали восторженные отзывы известного французского музыкального критика А. Мериме. Он посещал Россию в начале 40-х годов, слушал произведения Михаила Ивановича и высоко оценил их в своих публикациях.
Летом 1844 года Глинка выехал в Париж.
Первым с французской столицей его познакомил уже известный в ту пору композитор и дирижер Гектор Берлиоз.
«Наш мятежный романтик», «неутомимый и кипучий повелитель нот» — так отзывались о нем в музыкальных салонах Парижа. В дни Июльской революции 1830 года Берлиоз сделал свой музыкальный вариант «Марсельезы» и написал на партитуре: «Для всех, у кого есть голос, сердце и кровь в жилах».
Русский и французский композиторы были почти ровесниками. Современники считали, что их объединяли взгляды и на творчество, и на обыденную жизнь.
