Русский орден внутри КПСС. Помощник М. А. Суслова вспоминает - [69]

Рупором же, представительной, как знамя, которым размахивают, фигурой у русского крыла быстро стал главный редактор массового журнала «Человек и Закон» еще молодой Сергей Николаевич Семанов. Человек редкой энергии, он формально, конечно, имел неизмеримо меньше веса, чем Яковлев: тот все-таки инструктировал главных редакторов на летучках на пятом этаже в пятом подъезде Большого Дома (хотя всегда под надзором Суслова или другого секретаря ЦК — одного его никогда инструктировать не оставляли — не слишком доверяли!). А Семанов зато ухитрялся исподтишка «инструктировать» все наше общество. Он перевел «правозащитников», — традиционно еврейский конек — под Русское Знамя. Это была наша крупная идеологическая победа не только на внутреннем, но и на внешнем зарубежном фронте, что признавал Андропов (он даже позвонил в «Голос Родины», посоветовал раскрутить эту тему на зарубеж), и с особым удовлетворением отметили Суслов, Черненко и сам Брежнев.

Вокруг «репрезентативных», «знаменных» фигур сразу же завязалась основная борьба. Скинуть «репрезентативную фигуру» противника, оставить без знамени — означало общую победу, по крайней мере, на несколько лет вперед. Как в военных играх, где борьба ведется вокруг Знамени.

Ну, а саму «военную игру», естественно, определяли «штабы», которыми руководили в обеих закулисных партиях полководцы чрезвычайно мудрые — с обеих сторон форменные «гроссмейстеры», соответственно, Русской и Иудейской Идей — мыслители уровня знаменитых «сионских мудрецов».

Есть особая порода людей, которые как-то спонтанно к себе притягивают единомышленников. Не кодлу, не банду, не пьяную компанию формируют, а именно идейных единомышленников. В русской истории было две великих организационных группировки по Духу — «Могучая кучка» и «Передвижники». В «Могучей кучке» вождем-«собирателем» был композитор М.А. Балакирев. У «Передвижников» живописец И.Н. Крамской. Без таких «собирателей» невозможны крупные духовные прорывы. Они своими действиями определяют стратегию духовного развития на целые поколения.

В русско-иудейском противостоянии тоже спонтанно выявились свои вожди— «собиратели».

В «Иудейской партии» начали верховодить популярные Симонов, Чаковский и Шатров; в «Русской» не менее популярные Ганичев, Прокушев и Зубков. О, как разны были эти фигуры по своему менталитету?! Сразу уже по ним одним была видна полярная разность внутренних духовных установок в еврейском и в русском лагерях. Все шестеро в творческом отношении примерно одного уровня. Наши Ганичев, Прокушев и Зубков, пожалуй, даже покрепче.

Константин Симонов, ловкий армянский еврей-полуграфоман, практически поэт одного стихотворения «Жди меня», написанного в войну. Все остальное очень средне, очень банально. Писал много. Но на поверхностную публику. Александр Чаковский и того слабее — автор слащавых, банальных повестей и нудного романа «Блокада», который ему рисала вся «Литгазета», на которой он сидел, — так сказать, сборным творческим коллективом. Но Боже, как, пользуясь своим положением, оба раскручивали себя, как заставляли своих единомышленников и, торгуясь, даже врагов писать про них. Как выбивали себе все мыслимые и немыслимые премии. Шатров вообще был пропагандистским прихлебателем — примитивным драматургом одной «ленинской» (с троцкистским акцентом!) темы. Вокруг его творений искусственно поддерживалась атмосфера полускандала, его спектакли и фильмы ловили на том, что фразы якобы Ленина на самом деле он почерпнул у Троцкого.

Напротив, три русских богатыря-«собирателя» были всегда поразительно скромны. Ганичев писал нужные, «просветительские» исторические сочинения. Прокушев и Зубков были крепкими и умными, соответственно, литературоведом и театроведом, ничем не слабее, чем знаменитый музыковед В.В. Стасов в «Могучей кучке». Но себя все никогда не выпячивали, говорили, группировавшимся возле них и, естественно, горевшим желанием их прославить молодым литературным критикам: — Зачем про меня? Напиши про Валентина Распутана. Его, его надо поднимать. А еще лучше найди молодое имя — вытащи на свет молодого автора. Это тебе на Божьем Суде сторицей зачтется.

Естественно, кроме «собирателей» были у «них» и у нас свои «теневики». Закулисную игру у иудеев вели их «сборщики» — держатели кассы еврейской взаимопомощи. Вот она знаменитая еврейская бытовая солидарность, у нас такой никогда не было. Да и попробовали бы у нас такую сделать? Много ведь русских людей попадали в беду, затравливались еврейскими лобби, лишались работы, оставаясь без средств к существованию. Но когда мы с моим другом критиком Святославом Котенко дернулись создать такую русскую кассу, на нас обрушилось ГБ: «Вы что, опозорить государство хотите? Вам что, советских профсоюзов не хватает? Подумаешь, евреи? — они “малый народ”. Нацменьшинства тут можно понять, что они собирают черную кассу. А вы — “большой народ”. У вас это будет выглядеть опасной мафиозной группировкой».

Нам любое «финансовое» объединение запрещалось. А вот евреи и на партсобраниях держались всегда «сворой» — мгновенно формировали свое «лобби», забывали про внутренние приязни и неприязни, и терзали жертву. Вообще партийные собрания были самой удобной формой для еврейского самоутверждения, словно самой природой созданной для «сворного» манипулирования общественным мнением. Убежден, что они родились и оформились в большевистской среде (со всей гнусной системой партвыговоров с занесением в учетную карточку и исключений из партии!) по апробированной веками схеме Кагала. Мы, русские, что-то на самом деле пытаемся обсудить, в чем-то разобраться. У нас соборное мышление, когда никого не обижают, всех выслушивают. А евреи? Выдвигают сворой «наверх» только своих, задвигают, дают выговора только «чужим».