Русский народ в битве цивилизаций - [19]

Прежде всего напомним историю борьбы Сталина с «ленинской гвардией». Такая борьба, конечно, происходила, и в 1937 году весь этот слой был уничтожен. История этой борьбы распадается на этапы: борьба «генеральной линии партии», которую провозглашал Сталин, с различными «оппозициями» на XIII, XIV, XV и XVI съездах. На XIII съезде оппозиция была троцкистской, а ЦК представлял «триумвират» — Зиновьев, Каменев и Сталин. На XIV съезде оппозицию возглавляли Зиновьев и Каменев, а от ЦК выступали Сталин, Бухарин, Угланов и другие. На XV съезде выступала «объединенная оппозиция», возглавляемая Троцким, Зиновьевым и Каменевым, а от ЦК выступали Сталин, Рыков, Угланов, Каганович и другие. На XVI съезде положение было сложнее. Определенные разногласия и раньше проявлялись на Политбюро и пленумах ЦК. Но на съезде некоторой группе, названной «бухаринской», было предъявлено обвинение в «правом уклоне». Никакого столкновения двух точек зрения на съезде не было. Обвиненные в «правом уклоне» признавали свои ошибки (Рыков, Томский, Угланов; Бухарин на съезде не присутствовал). При этом выступавшие часто называли свою прошлую деятельность «оппозиционной». Противоположную позицию — «от ЦК» — занимали Сталин, Киров, Куйбышев и другие. Таким образом, личности, занимавшие позицию то «оппозиции», то «генеральной линии партии», сильно менялись.

Каков же был тот идеологический барьер, который их разделял, за что шла борьба? Легко убедиться, что на XIII, XIV и XV съездах «оппозиции», хотя состоявшие из разных лиц, высказывали примерно одну и ту же систему взглядов.

Их требования были таковы. Прежде всего, ускорение темпов индустриализации («сверхиндустриализация», по Троцкому). Но где взять для этого капитал? Ответ был: индустриализация должна быть проведена за счет крестьянства. Близкий единомышленник Троцкого Преображенский построил даже по этому поводу стройную теорию «социалистического первоначального накопления». Он напоминает «основные методы капиталистического первоначального накопления»: «грабеж некапиталистических форм хозяйства», одной из форм которого является «колониальная политика». «Сюда же относятся все методы насилия и грабежа по отношению к крестьянскому населению метрополий. Наиболее типичными методами являются: грабеж крепостных крестьян сеньорами <…> и налоговое обложение крестьян государством». В заключение этого экскурса приводится цитата из Маркса: «Эти методы в значительной мере покоятся на грубейшем насилии» вплоть до знаменитого восхваления насилия как «повивальной бабки всякого старого общества, когда оно беременно новым». После такого обзора автор переходит к положению «в период первоначального социалистического накопления». Он сразу отметает «колониальный грабеж» как недопустимый для социалистического государства. (Интересно было бы понять — почему? Люди были решительные, убежденные материалисты, сторонники «классовой морали». Почему для них ограбление деревни было «допустимым», а «колоний» — нет?) «Совсем иначе обстоит дело с отчуждением в пользу социализма части прибавочного продукта из всех досоциалистических форм. Обложение досоциалистических форм <…> неизбежно должно получить огромную, прямо решающую роль в таких крестьянских странах, как Советский Союз», — формулирует Преображенский. Более того, «страна должна будет пройти период первоначального накопления, очень щедро черпая из источников досоциалистических форм хозяйства» (13).

Так как программа апеллировала к «повивальной бабке истории» — насилию, а опыт крестьянской войны был еще свеж, то заранее готовилась новая атака на деревню. Так же как крестьянская война называлась войной «против кулаков и бандитов», так и возбуждаемая «оппозициями» агрессивность по отношению к крестьянству формально адресовалась «кулакам». Если не понимать этой логики «переадресованной агрессии», то есть попросту замены слова «крестьянство» на «кулак», то ситуация кажется совершенно нелепой. Вожди государства заинтересованы в индустриализации. Капитал для нее получается продажей хлеба за границу. Подавляющую часть товарного хлеба дают зажиточные крестьянские хозяйства (те, кто в более узком смысле назывался «кулаками»). Казалось бы, их-то и надо поддерживать. Но государство, наоборот, с ними борется, а оппозиция понукает его бороться еще энергичнее. Всеми мерами — и экономическими, и политическими — зажиточные крестьяне выталкиваются из жизни. В результате деревня, очевидно, должна обеднеть и давать меньше хлеба и, значит, капитала для индустриализации. При этом никакой политической опасности для власти ни зажиточные крестьяне («кулаки»), ни крестьяне вообще не представляли: тогда не было ни малейших следов какой-либо попытки их организации.

Зато вполне логичным является проект использовать все крестьянство как замену колоний, за счет чего можно осуществить индустриализацию.

Опять возникает идея «внесения Гражданской войны в деревню». «Мы должны дать знать бедноте, что мы не позволим кулаку раздевать и грабить ее» (Зиновьев на XIV съезде, то есть в оппозиции). «Кулак обнаглел» (Крупская на XIV съезде, в оппозиции). «Дело идет к использованию нэпа некоторыми слоями крестьянства в очень сильной мере в направлении сопротивления нашим планам» (Каменев на XIV съезде, в оппозиции). Зиновьев (на XIV съезде, в оппозиции) цитирует письмо из деревни, где «сказаны самые серьезные слова: у нас подумывают о том, что это не чуть ли опять восстановление монархии, опять кулак поднимает голову»; «Злобой дня как раз и является усиление политической и экономической активности кулака». Но вдруг он забывает о «кулаке»: «Мы получили настроение недовольства в бедняцких массах против нас»; «Нельзя же не видеть этой основной опасности, нельзя не видеть, что десятки миллионов крестьянской бедноты тоже имеют вождей, нельзя не видеть, что демобилизованные красноармейцы, связанные с беднотой, поддерживают эти настроения». Это уже без иносказаний.