Русский консерватизм и его критики. - [74]
Затем Данилевский перешел к формулировке того, что считал научными основаниями для изучения истории. Естественные науки, прежде всего ботаника, учат, что природа упорядоченна. Ботаники научились классифицировать растения, используя критерии, основанные не на поверхностных, а на фундаментальных сходствах. Историки же, рассматривая прошлое человечества как единый процесс, объединяют явления, которым не хватает внутренней связанности. Так, они делят мировую историю на три периода — Античность, Средние века и современность, — первый из которых заканчивается падением Рима. Такая периодизация, однако, не подходит к истории Китая и Индии, которые имеют свою собственную Античность, Средние века и современность. Каждая цивилизация следует собственному, ей одной присущему графику развития. «Вообще нет такого события, которое могло бы разделить судьбу всего человечества на какие бы то ни было отделы; ибо до сих пор, собственно говоря, не было ни одного одновременного общечеловеческого события, да вероятно никогда и не будет»[121].
Похоже, вдохновителем такого подхода стали сочинения французского зоолога Жоржа Кювье (1769–1832), создателя сравнительной анатомии и автора книги «La règne animal distribué d’àpres son organisation» («Царство животных и классификация его по принципу строения», 1817), которая отменила господствовавшую теорию единой линии эволюции живых существ от простейших до самых сложных, достигшей высшей точки в человеке, в пользу теории о четырех типах животных, каждый из которых отличался специфической формой анатомической организации.
То, что Кювье сделал для животного царства, Данилевский попытался приложить к человеческой истории: он отказался от понятия единой человеческой эволюции в пользу отдельных «культурно-исторических типов», или цивилизаций (он поочередно использовал оба этих термина). Данилевский определял несколько главных принципов эволюции таких типов, один из которых состоял в том, что, подобно «одноплодным» растениям, цивилизации тоже приносят плоды, но только один раз: после длительного периода созревания они цветут и плодоносят, затем истощаются и погибают[122].
Леонтьев воспринял концепцию Данилевского о культурноисторических типах вместе с теорией их развития. В «Византинизме и славянстве» (1875) он утверждал, что все культуры, напоминавшие организмы, проходят через три последовательные фазы: 1) первоначальной простоты (представленной германскими завоевателями раннего Средневековья); 2) цветущего объединения и сложности (воплощенных на Западе в Средние века) и 3) вторичного смесительного упрощения (которое в Европе началось с Французской революции)[123]. Исторический процесс показал ему, что каждая из этих фаз продолжалась 1 ООО-1200 лет[124]. Современная Европа, история культуры которой насчитывала 1000 лет, таким образом находилась в третьей, заключительной фазе, что выражалось как в ее буржуазной культуре, так и в социалистическом движении; последнее, как он предсказывал, приведет к тирании:
И как бы ни враждовали эти люди [радикалы] против настоящих охранителей или против форм и приемов охранения… но все существенные стороны охранительных учений им самим понадобятся. Им нужен будет страх, нужна будет дисциплина; нм понадобятся предания покорности, привычка к повиновению… Да! Нигилисты… жаждут разрушения, жаждут крови и пожарищ[125].
Ибо не ужасно ли и не обидно ли было думать, что Моисей входил на Синай, что эллины строили изящные Акрополи, римляне вели Пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился над Арбеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, немецкий или русский буржуа в безобразной и комической своей одежде благодушествовал бы «индивидуально» и «коллективно» на развалинах всего этого прошлого величия?.. Стыдно за человечество, если бы этот подлый идеал всеобщей пользы, мелочного труда и позорной прозы восторжествовал бы навеки![126]
Россия, по мысли Леонтьева, вошла в заключительную фазу культурной эволюции приблизительно в 1825 году, в год восстания декабристов, но еще не так поздно, чтобы сохранить ее неоднородность: эпоха Петра Великого, прогрессивная в свое время, приближается к концу[127]. Самодержавная монархия могла бы избавить Россию от судьбы Европы, решительно используя насилие, чтобы «подморозить» страну в целях предотвращения ее от «разложения»[128]. В этом смысле реакция могла бы послужить благому делу прогресса[129].
Он высказывался за расширение функций полиции
