Русский клан - [20]

— Я не понимаю, к чему ты клонишь? При чем тут язык, японцы, экономика и мы?

— Я к пассионариям клоню. И консорциям, как союзам этих пассионариев. Если уж упираться в теорию Гумилева и рыться в ней детально, то никакая солнечная активность не сравнится по своему воздействию на человека с деятельностью самого человека. Понимаешь? Нет никаких оснований считать, что пассионарии больше не возникают. Что это не мы с тобой.

Морозов прокашлялся. Стул под ним жалобно скрипнул.

— Однако ты глубоко копнул. Все-таки пассионарии возникают в условиях нехватки жизненного пространства.

— Ну, во-первых, не пассионарии, а их союзы, то есть консорции, возникают в условиях нехватки пространства, а во-вторых, ты что хочешь сказать, что у типичных русских, таких как ты и я, нет проблемы с жизненным пространством?!

Морозов покачал головой. Он уже понимал, к чему клонит друг, но любая теория, даже самая сладкая и заманчивая, требует детальной проработки. И иногда кто-то должен быть адвокатом дьявола.

— Города переполнены! — Вязников увлеченно размахивал руками. — Сидят все друг на друге. Чуть ли не на голове у соседа. Случись что… Впрочем, что я тебе говорю? Ты и сам все прекрасно видел.

— И не только видел.

— Сейчас и здесь у нас есть все условия для возникновения тех самых «групп людей с противоположными инстинктам направленностями». Нормальный инстинкт говорит: ложись, прячься. Ухватил — жри, пока не отняли. Это только твое! А рискнут отобрать — рви глотку. Но пассионарии хотят переделать мир. Инстинкты толкают их вверх и вперед! И черт с ним, с миром! Глобальная задача всегда заманчива, но почти всегда бесплодна. Почему так плохо кончил коммунизм? Потому что слишком много говорил о Всемирной Революции. Глобальная задача обернулась его могилой, миру не была нужна революция. Пассионарии локальны, они свойственны той территории, на которой живут, за ее пределами их уже не понимают. Даже Че Гевару предали боливийцы, хотя, казалось бы, латиноамериканцы все свои. Боливийцы не поняли его стремлений. Им не нужна была революция.

— Хм… — Морозов скорчил кислую мину. — Представь себе, что ты объясняешь это не мне, а какому-нибудь… допустим, учителю, хотя нет, учитель как раз тебя поймет. А например, какому-нибудь возвышенному молодому человеку. Юноше бледному, со взором горящим. И первое, во что он упрется рогом, это отсутствие великой Задачи! Его же хлебом не корми, а дай о великом помыслить! А у тебя получается что-то местечковое. Мол, сделать хорошо себе и детям… Где же горение? Где возвышенные идеалы?

— Бледный юноша может пойти темным лесом и своими горящими взорами освещать себе дорогу и пугать девушек. Мне с ним никаким образом не по пути, пущай валит. Так что я ему даже ничего и говорить не буду. Не моя это сверхзадача. Я против глобализма. Против! Все эти великие идеи призваны большей своей частью к одному — запудрить головы, основательно запудрить, и даже, извини за грубость, засрать мозги. Я признаю одну настоящую идею — Сверхчеловека. Но об этом позже и как-нибудь в другой раз, а то в сторону уйдем и потом без бледного юноши назад не вернемся. Тьфу! Прицепился, блин, образ.

Вязников сделал большой глоток чаю. Обжигающая жидкость оцарапала гортань и ухнула куда-то вниз.

— Ох ты… — На его глаза навернулись слезы. — Что ж я делаю…

— Вареньицем закуси, — посоветовал Морозов. Он пил чай маленькими, аккуратными глоточками.

— Ух! Какие, однако, странные стаканчики, столько времени тепло сохранять. Надо же… — Алексей вытер обильно выступивший на лбу пот.

— Давай вернемся к нашим баранам.

— Давай. — Вязников поднял вверх указательный палец, собираясь с мыслями. — Что я хочу сказать? Сейчас в России есть все предпосылки к возникновению людей, которые хотят переделать окружающий их мир. Им в существующем мире неуютно. Плохо. Негде развернуться, жить, работать. Капитализм в его нынешнем состоянии не подходит таким людям по этическим соображениям. Воровать — гнусно. Надеюсь, с этим ты согласен?

— Безусловно.

— А не воровать означает не жить по той модели, по которой живут люди, «добивающиеся чего-то» в нынешних условиях. Продавать сто машин по бартеру на миллион веников — это, как ни крути, воровство. Хитрая комбинация, но воровская. Таким образом, получается, что строить свою жизнь надо по-другому. По-своему. Задача пассионариев в том, чтобы вывести себя за систему. Стать вне негласного закона о взаимоотношениях, которые сложились в обществе. Это не означает прямого жестокого противодействия или передела. Такой путь не приведет ни к чему. Пассионариев выбьют, и система снова двинется дальше. Такая же или чуть иная, не важно. Глобальная система под силу только Великому Пассионарию.

— Ты про Мессию?

— Вроде того. Про Мессию, про Сверхчеловека, не важно. Термины иногда не вносят ясности, а скорее даже наоборот, все запутывают. Только Мессия сможет закрутить вентиль Системы Капитала, перекрыть ему кислород.

— Но его же надо еще вырастить! А для этого нужна база. Таким образом, стать вне системы на нашем уровне — значит «свести для нас ее влияние к минимуму». Невозможно выскочить из круговорота «товар — деньги — товар». Но возможно ослабить его давление. Сгладить последствия каких-то негативных событий.