Русский хор - [36]

Шкипер на такие изменнические слова пораженно промолчал.

«Конечно, все умрем, наверное, — смиренно признал Ипатич, поглядев на Зубова-младшего. — Но у нас смерть везде. И в Петербурхе и в заливе. Правда, в Петербурхе самая позорная. Я знаю этот фрегат, сам расскажу о нем матрозам. Главное, подойти к борту. Уверовав в нашу сдачу, шведы сбросят лестницы и канаты, увидев, что шнява тонет. Откроем течь, даже для верности подставим себя под первый удар, а когда собьют флаг, бросимся в шлюпки и полезем на борт „Пророчества“. Они посчитают — мы оробели, мы сдаемся, а мы убьем всех, кого сможем убить».

45.

чяпь-чяпь

46.

Ипатич еще объяснял, кому и куда бежать на чужом фрегате, куда спускаться, какие люки первыми захватывать и запирать, а с фрегата уже метали бомбы. Они падали в серое море, отчего тысячи рыб будто сами выпрыгивали из воды.

«Помолись, Ипатич, — сказал Зубов-младший. — Твоя молитва доступнее к Нему».

А шкипер в полный голос скомандовал: «Шапки долой! Призывай Бога на помощь».

Ветер стих. Небо пылало в закатном огне, как та картина в Томилине, на которой в повозке, влекомой огненными конями, истинный герой в шлеме взмахивал коротким мечом. Ударили пушки с бака шнявы. Бомбардир Васильев кричал что-то знатное, басовый голос вписывался в закатное небо, пугал Зубова-младшего: вдруг все сорвется, увлекутся, начнут стрелять, убьют Васильева, упустят момент «сдачи», никто ведь не говорил, что все получится по желанию Ипатича. Но загрохотала перебитая цепь — это сам собой пошел на дно якорь. Шнява медленно, как неживая, ползла по воде среди фонтанов от бомб и ядер. Паруса болтались рваными тряпками, сверху сыпались обломки рангоута, некоторые дымили.

И вдруг стихла стрельба, будто этого ждали.

Полуразрушенная, накренившаяся шнява ползла по длинной волне как раздавленный рак под остывающими пушками фрегата. Кто-то стонал, кто-то прятался у низких бортов. «Разобрать кортики!» А сигнальщик по приказу шкипера Никишева уже отмахивался флажками, давал знать шведам, что русская шнява тонет, давал знать, что русские матрозы отдают себя во власть победителей.

«Кричите: ги апп, сдаемся».

Ядро, как лист с дерева, сорвало обрывки фока.

Драйвер-реи и гики летели вниз, сбило деревом бывшего кавалера Анри Давида, он лежал на палубе неподвижно. «Лучше б его убило, — безжалостно сказал шкипер Никишев, раскуривая короткую трубку. — Если ранен, уйдет на дно».

«Не уйдет. Он еще петь будет».

«В адской капелле?»

Отвечать было некогда.

Шлюпка раскачивалась на воде, в нее прыгали, падали матрозы, некоторые окровавленные, упал бомбардир Васильев. Престо, престо! — металось в голове Зубова-младшего. Престо, престиссимо. Никаких перепоночных инструментов, на шведском корабле били отступную дробь. Молоточки, колотушки, палочки — все пока звучало смазанно, в недопонимании, но издали будто уже несло и фанфарный звук — смущенно под кровавым небом. Матрозы суетились как курицы, только крыльями не хлопали. Ипатич орал по-русски: «Не показывать кортики!» Пусть видят шведы — таких робких матрозов совсем и бояться нечего. Складывал ладони рупором и кричал по-шведски: «Ги апп! Сдаемся!» Впрочем, на «Святом пророчестве» уже догадались, что сдаются. Наклонялись с бортов, улыбчиво склоняли курчавые парики. Первыми ухватились за борт Ипатич и бомбардир Васильев, тогда как шкипер и Зубов-младший все еще не могли покинуть неуправляемую никем шняву.

Не раздумывая работали кортиками матрозы.

Тутти! Тутти! Потом адажио. Зубову-младшему продувало голову ледяным сквозняком. С аллегро на виво, с аллегро модерато на анданте. Тутти! Вот уже все матрозы рассыпались по палубам фрегата, рассосались в его переходах, испачканных кровью. Ужасный выкрик возник, в хоре такой невозможен. Кто-то не хотел уходить из жизни. Грозный герой в шлеме и с коротким мечом, все еще видимый в закатном небе залива, недоуменно разглядывал резню на фрегате. Чистая виктория для матрозов тонущего «Рака». С бега, с прыжка закололи на шканцах капитана, штюрмана, некоторых офицеров. Крови хотел каждый. Кто из шведов скрывался в трюмах, за теми по указке Ипатича намертво задраивали люки. «Смутсига грис!» Теперь можно ругаться. «Слампа флика!» Даже нужно. Наконец, шлюпка пришла за шкипером и Зубовым-младшим, с выгнутого борта фрегата им сбросили веревочный трап. И оглушенного француза Анри подняли на талях. «Быстрей, быстрей!» Опоздавшие к бою торопились застать хотя бы одного шведа живым.

47.

Голые обломки мачт как изломанные колонны торчали над шнявой, жалко обвисал рваный рангоут — последнее, что запомнил Зубов-младший о несчастном «Раке». Потом ввернулась в воду большая темная воронка, в ней крутились обмытые соленой водой деревянные решетки, реи, может, человеческие тела, трудно сказать. Подняв светлые паруса, «Святое пророчество» взяло курс на зюйд-ост, фонарей не зажигали, убирались на палубе, смывали кровь, искали спрятавшихся, кого-то просто бросали за борт.

Шкипер Никишев с устного разрешения Зубова-младшего командовал.

На третьи сутки вошли наконец в Неву. Пораженные безумным шведским фрегатом, русские береговые батареи открыли беглый огонь, порвали последние паруса, убили сигнальщика, потом уже разглядели синий Андреевский флаг, вздернутый на рею по приказу шкипера Никишева.