Русский характер - [15]

— Почему без напарника, папаша?

— Убило. Письмо оставил. Письмо-то заветное. А знаешь, я совсем оробел. Вижу, танки скопом лезут, да вот окоп готовый приметил. Чей окоп-то?

— Комбата, мы гаубичники.

Приполз и Петраковский.

— Испортили НП, — сказал он, — новый рыть придется.

— Встретить нечем, а пропускать нельзя. Тасеев, оставайся здесь, а я пойду. Комбат приказал не пропускать. Батарея не пропустила, а мы что же?..

Петраковский с противотанковыми гранатами выполз наверх.

— Тасеев и ты, отец, десантников сгоните, а я пошел.

Тасеев видит, как Петраковский ползет по склону. Вот он оглянулся и резко свернул в сторону.

— Начнем, отец, — крикнул Тасеев и приник к пулемету, наводя его в башню танка. Ее густо облепили немецкие солдаты. «Тут и рассеивать не надо». — И, не выжидая, нажал на спусковой крючок. Немцев, как мух, сдунуло на землю, и они скрылись позади танка. Машина шла медленно, подымаясь к кургану. Вслед за ней двигалась другая, без десанта, и стреляла с коротких остановок. «На таран идут. Петраковскому не справиться одному». Тасеев с пулеметом поднялся из окопа и, крикнув соседу: «Огонька поддай!»— пошел вслед за Петраковским. Вот он за шапкой перекати-поля затаился, а в пятнадцати метрах — немцы прижались к земле. Зайдя с фланга, Тасеев дал по немцам длинную очередь. Фашисты поднялись и побежали назад. Тасеев проводил их огнем.

Встал Петраковский. Он размахнулся и метнул гранату под танк, а Тасеев подорвал второй танк. Теперь бы в окоп, занять оборону. Но кругом — ровное поле. Немцы выползают из дыма черные от копоти и пыли. Тасеев пугнул их из своего пулемета.

Колонна танков противника, потеряв десятка полтора головных машин, попятилась назад, укрылась в дыму. Тасеев хорошо видел все это.

Артиллеристы видели, что первая атака врага расстроена, но враг, сберегая силы, избегая лишних потерь, несколько отошел и затаился.

А когда густая завеса дыма укрыла степь, стрелять прицельно было трудно, к гаубицам за наводчиков встали командиры орудий — Хвастанцев, Жуков, Романенко. Комбат сказал им:

— Буду считать каждый снаряд. Подвезти боеприпасы на батарею трудно. Каждый снаряд — в цель.

В воздухе показалось 28 самолетов.

— В укрытие!

У орудий остались только командиры расчетов. Самолеты с одного залета высыпали свой груз кучей. Вихрь огня и пыли, крутясь, промчался по огневым позициям гаубичников. На батарее все умолкло. Первыми очнулись раненые; показалось, что они остались одни. Все глядели на командиров орудий, что лежали под броневыми щитами гаубиц: «Подымутся или нет?» Первым вскочил сержант Романенко:

— Колесо оторвало.

А впереди снова появились немецкие танки. К Хвастанцеву подполз наводчик Бабичев.

— Оглушило меня.

Рядом горели ящики с боеприпасами. Тушить их было некому.

— Становись наводчиком. Бабичев оглох.

Ударило орудие сержанта Жукова: ствол подкинуло вверх, и он грузно упал на землю. На батарее осталась в строю лишь гаубица Хвастанцева. Вокруг него и собрались артиллеристы. Где же комбат? Агренков лежал запорошенный землей. Но вот он встал и начал расстанавливать людей. Бронебойщиков с ПТР поставил по обе стороны гаубицы, остальных отвел за овраг и приказал окапываться там. Батарея принимала новый боевой порядок.

Немецкие танки были в ста метрах. Самолеты отбомбились и улетели. Хвастанцеву трудно стрелять — мешает вражеский огонь. Позади, а затем и впереди орудия рвутся пристрелочные снаряды. «Вилка!» Он чувствует, что сейчас накроют его, и он спешит дать последние выстрелы. Запомнился лишь блеск из орудия вражеского танка. Гаубицу накрыло, а сержанта отбросило. «Вилка, вилка. Отстрелялся я».

— Товарищ комбат, орудий нет, — Хвастанцев выплевывал землю. — Товарищ комбат…

Танки беспрепятственно вползали в стволы умолкшей гаубичной батареи.

Артиллеристы окапывались за оврагом.

— Сержант Хвастанцев, — говорит комбат, — бери бронебойку. В помощь тебе — Романенко.

Хвастанцев с противотанковым ружьем расположился рядом с разбитой гаубицей. Он видел, как три танка шли на разбитую гаубицу.

Романенко подал Хвастанцеву бронебойный патрон:

— Бей по головному.

— Все они тут головные.

Пули высекали на броне танка искры, но машина шла. «Ведь попадаю же, попадаю», — злился Хвастанцев.

Со второго танка заметили окопавшихся артиллеристов, и пушка повернулась на них. Агренков передал Хвастанцеву:

— Ударить по второму танку.

Сержант ответил:

— Сейчас, закончу с этим.

Еще два выстрела. Пули наконец прожгли броню, машина загорелась и закрутилась, а потом ошалело понеслась в неопределенном направлении.

Танк, что наводил пушку в артиллеристов, отпрянул в сторону, но Хвастанцев успел ударить его по каткам. Лента гусеницы вырвалась из-под машины и плашмя ударилась о землю. Танк остановился в полусотне метров от Хвастанцева. Хвастанцев еще раз выстрелил, стараясь попасть под башню. Перед ним уже горело четыре танка, но стрелять было нечем.

— Романенко, ступай на запасную.

— Пойдем вместе.

— Прикрывать буду.

Хвастанцев остался один около своей гаубицы.

У него последний патрон. Хвастанцев бережет его для последнего выстрела. А немецкий танк уже подполз к гаубице, наступил на ее стальное тело гусеницей, развернулся, размял колеса. Щелкнул боек бронебойки, но напрасно — патроны кончились. А танк был совсем рядом. Он утюжил огневую позицию разбитого орудия, заваливая землей ровики. Хвастанцев вскочил на колени, поднял гранаты и кинул их под танк.