Русский Фауст - [10]

Обо всем этом думал я, раздавая дачи, автомобили, квартиры, различные денежные суммы, платья от Кардена, парфюмерные наборы, путевки во все части света или, например, сборник всех пластинок "Битлз"... Это в материальном смысле. Реже просили нечто "для души":

женщины - мужей-иностранцев (хотя бы со средним достатком), мужей-академиков, генералов; мужчины, если и интересовались женщинами, то только в количествеппо-качественном смысле. Что уж тут говорить о тещах, ненавидящих своих зятьев и, наоборот, просто - о злопамятных людях, которые за мелкую обиду желали "своим кровным врагам" всяких пакостей. Двум из них я отказал. Они просили смерти. Один - для себя (но легкой), другой - для бывшей, изменившей ему любовницы (но мучительной и долгой). Я отказал им. Какой-то предохранитель внутри меня сам по себе сработал. И сделав это, сразу вспомнил ночной звонок мистера Билла.

Честно говоря, его советы начинали надоедать мне с той же арифметической прогрессией, с какой нравились нашему президенту постоянные советы американского. Я даже представил себе, как и что мистер Билл может мне сказать: "."мы же Вас предупреждали... мы позаботимся сами о наших клиентах... уверяю Вас, лучшей судьбы они сами себе даже и не придумают и, тем более, никогда не смогут этого получить..." Звонил он мне? Говорил это?

Зато, хорошо помню посещение двух милых на вид пенсионеров. Старик и бабуля лет под семьдесят. Худощавые и невысокие, с доброжелательными улыбками на лицах, они вошли и, смущаясь некоторое время, переминались с ноги на ногу.

- У нас к Вам очень необычная просьба, - сказала старушка.

- Я к этому привык, - ответил я таким тоном, будто занимался этой работой не два дня, а два года. - Садитесь.

- Вы приобретаете так называемые биоэнергетические субстанции? вероятно, в этом возрасте семьей командовала старушка.

- Да.

- Мы прожили с Порфирием долгую и счастливую жизнь. Недавно отметили полувековой юбилей совместной жизни. У нас четверо детей, восемь внуков...

Я приготовился долго слушать, изображая на лице вежливую внимательность. Старики были милыми, но выслушанные за день тысяча и одна просьба, пожелания, излияния делали их вступительную речь нестерпимо долгой. Главное было - услышать главное.

- ...И вот мы решили не продать Вам, а приобрести у Вас биоэнергетическую субстанцию...

- ??? - таким было у меня лицо.

- Да! Да! Мы готовы предложить довольно крупную по нашим временам сумму. Спасибо, дети помогли. Вы па эти деньги сможете приобрести биоэнергетическую субстанцию других жителей нашего города. Хотя по городу и идет слух, что ваша перпетум мобиле чрезвычайно богата, нсВероятно, они решили, что субстанция продлит их счастливую жизнь. Я мог предложить им то же самое в обмен на их субстанцию, но почему-то растерялся. В первый раз за два этих суматошных дня кто-то пытался купить у американской фирмы биоэнергетическую субстанцию! И я отбросил свою растерянность совершенно чиновничьей шаблонной фразой:

- Простите, но я не уполномочен продавать биоэнергетическую субстанцию, и работа моя заключается как раз в обратном.

Когда за извиняющимися, явно расстроенными стариками закрылась дверь, я поймал себя на мысли, что даже не попытался проверить их индикатором. Остальное за меня сделала усталость: пригласил через селектор Гражину и попросил закончить прием.

- У Вас еще разговор с мистером Биллом.

ЧАСТЬ II

Обычно март в нашем городе серый и грязноватоскользкий. Весна, как запыхавшаяся спортсменка, дышит вдоль улиц резкими порывами такого же серого ветра: вот, мол, прибежала, не опоздала, и финишная ленточка на груди. А зима уходит лениво, ворча небольшими морозцами да бросая иногда через левое плечо редкие хлопья снега. Так и топчутся целый месяц.

Иногда у каждого человека бывает счастливое утро, и он объяснить не может почему. У меня всегда так было...

Когда не с похмелья. И весна наступала, как счастливое утро, только сутками в этом случае выступал целый год.

А к маю, когда по меркам этого утра в город оранжево вкатится солнце, обрамленное белизной яблоневого цвета, наступал апогей этого беспричинного счастья...

Эта весна была другой, хотя сквозь туманную серость вдруг прорывалось светло-голубое небо, и растроганно плакали крыши. Может быть, лишь для меня она была другой. Только иногда (а пешком я ходил благодаря навязчивой заботе Варфоломея тоже только иногда), словно давно забытый вкус, и только мельком я чувствовал, ощущал летящее мимо меня дыхание весны. И мне было больно и хорошо.

Самым тяжелым в каждом дне был вечер. Тогда одолевала вязкая беспроглядная тоска и безысходность. А самой беспокойной порой, временем кошмаров становилась ночь.

Сны! Я проваливался в них из какого-то липкого полузабытья и сразу становился беспомощным рабом-наблюдателем жутких зрелищ и действ, в которых вроде бы сам я участия не принимал. То виделись мне адские машины (не подумайте о "безобидных" взрывных устройствах), то миллионы роящихся друг вокруг друга, сидящих друг на друге чудовищ, то брели по зеленым болотам то ли гуманоиды, то ли мутанты, то водили вокруг меня дикий хоровод голые ведьмы. Настолько голые, что все их прелести просто торчали в мою сторону невообразимым способом. И всюду раздавался стон и скрежет зубов... Это последнее, мне кажется, я где-то уже читал.