«Каждому бизнесмену – по явке с повинной!» – возвещало кумачовое полотнище, прибитое над лестницей.
В фойе из-под полы наливали коньяк. Девушки в красных пионерских галстуках и мини-юбках предлагали пиво.
– Кружечку пенистого, красавчик? – предложила «пионерка» с вызывающей грудью и откровенно наглыми глазами.
– Спасибо.
– Спасибо – нет или спасибо – да?
– Пиво не пью, – с извиняющейся улыбкой успел сказать вслед уходящей «пионерке» слегка ошарашенный Александр Максимов, выпускник Высшей школы экономики и престижного западного университета.
Накануне самолет доставил его в Москву из Лондона, где в течение пяти последних лет он работал в одной из крупнейших консалтинговых фирм. Завтра предстояла встреча с российским работодателем – известным в московских кругах бизнесменом Рюминым, предложившим Максимову исключительно выгодный контракт. Решив, что на Западе такие деньги заработать за год нереально, Максимов согласился.
Предполагалось, что сегодняшний вечер будет посвящен знакомству с культурной жизнью столицы. В роли экскурсовода и змея-искусителя выступал молодой, очень подвижный и какой-то верткий парень по имени Георгий, которого Рюмин рекомендовал по телефону как «эксперта по маркетингу».
– Бородин или просто Борода, но не Сифон, – представился Георгий при встрече и загадочно рассмеялся.
Максимов, который не видел ни одной из историй про Бороду и Сифона – «бомжей» с Рублевки, шутки не понял, но по причине природной вежливости с пониманием улыбнулся. Впрочем, какое уж тут понимание – понимал в окружающем его мире Максимов все меньше.
Поднявшись по лестнице на второй этаж кинотеатра, он некоторое время постоял у плетня, за которым, сидя на пне, задорно играл на баяне опухший субъект в ушанке и телогрейке.
– Иван Никифорович, – сообщил баянист и погладил козу, лежавшую рядом на сене.
Коза равнодушно посмотрела на Максимова и передернула ушами.
– Фильм смотреть будем? – спросила говорящая коза.
Максимов сделал шаг назад и чуть не сбил с ног Георгия, возникшего из воздуха.
– Клево, правда? – поинтересовался Борода – он притащил теплый коньяк в кружке, тронутой по краям ржавчиной. – Фильм смотреть будем, спрашиваю?
«Ах это он. Коза здесь ни при чем. Чертовщина какая-то», – с облегчением вздохнул Максимов.
– Нравится? – не отставал Борода. – Так как насчет фильма?
– Может, в другой раз? – робко заметил Максимов.
– Да легко! – охотно согласился Георгий. – Тем более что я его уже видел. Здесь рядом галерею бутиков открыли. Класс! Органоморфный дизайн. Не выговоришь, блин! Все предметы в форме органов.
– Каких органов? – насторожился Максимов.
– Человеческих! Ну, там, сердце, почки, печень, у кого она осталась, ха-ха! Цвета – зашибись! Очень яркие. Желтые, оранжевые. Прикольно. Автор – профессор университета из Филадельфии. – И Борода назвал восточное имя знаменитого американского дизайнера.
– Он профессор? – изумился Максимов, вспомнив обильную татуировку этого культового художника, часто приезжавшего в Лондон.
«А теперь в Москву, значит, наладился».
На городские пейзажи профессор посматривал сквозь свои огромные кислотные очки с нескрываемым скепсисом. Поговаривали, что этот мировой кудесник предложил перекрасить Биг-Бен в пронзительные цвета детской неожиданности, но не встретил сочувствия у консервативных британцев.
– Хотя поздновато. Я как-то сразу не подумал. Наверное, закрыли галерею. Органы отдыхают, – замялся Георгий, в планы которого вообще-то посещение бутиков не входило. – Предлагаю другой вариант. Ночной клуб. Сегодня немцы выступают.
– Идет, – согласился Максимов.
О своей уступчивости он пожалел ровно через пять минут после начала представления.
Голый по пояс мужчина, закопченный, словно потомственный кочегар, резал бензопилой деревянный брусок. По соседству с «человеком-пилой» его коллега оглушительно долбил стену перфоратором. Звук, напоминающий надсадный вой сломанной бормашины, органично дополнялся истошным металлическим уханьем – один из музыкантов подпрыгивал на листе кровельного железа, а заодно хлестал алюминиевыми трубками по металлическим пружинам.
«Сумасшедший дом!» У Максимова нестерпимо заломило затылок.
– А нет чего-нибудь поспокойнее? Джаза, например?
Бородин с искренним сочувствием кивнул и показал в сторону выхода.
– Не пугайтесь, это клуб только для своих, – доверительно сообщил он через некоторое время, осторожно проводя Максимова через подозрительно темный двор.
– Но здесь нет даже вывески!
– Я же говорю, для своих. Классическая музыка устроит?
– Идеально.
– О чем и речь. Классика, кстати, тоже вставляет не по-детски. Кто понимает, конечно, – проникновенно поделился своей мыслью Бородин. – Осторожно, не навернитесь. Япона мать – какая лестница крутая!
В заброшенном подвале было темновато. На стенах чадили смоляные факелы. В углу вместо бара стояли две канистры.
– Коньяк, – сообщил всезнающий Бородин. – Сейчас налью по кружечке.
Максимов утонул в безразмерной подушке, брошенной прямо на земляной пол, и вскоре почувствовал, что музыка обволакивает, расслабляет, убаюкивает.
Засыпая, он вновь, но уже без внутреннего протеста, а с умиротворенной обреченностью и тихой нежностью подумал: «Сумасшедший дом».
