Русский Эрос - [97]
Подмыслим — как подмоемся
14 III 67 Х-ы-а-х (выдох из печенок) Сел. Ничего иного, чем интермедию, я сегодня писать не в состоянии То есть буду что-то побочное помышлять — и обходить главную замысль- чтоб ее не портить нечистыми касаниями. Но тогда стоит ли вообще затевать сегодня писание, если ты раздражен, не выспавшийся, дряблоумный? «Кому это нужно?» Вопрос этот сразу отпадает, ибо «я песню для себя пою». Тогда — нужно ли это тебе и, главное, мысли? (Почему, кстати, «главное — мысли»!?) Вот это уже вопрос для меня существенный. Не лучше ли при } держаться сегодня, зато завтра, промытый и очищенный, — приступишь к священнодействую? А то ведь расплеснешь пол-энергии на эту интермедию — и завтра послабже будешь. Но так ли это? Уже это рассуждение — из механической экономии исходит А что если здесь, как и в соитии: чем больше делаешь — тем больше хочется? (Правда, разжиженное семя может начать истекать.) А что если писание — как Гидра, о которой я Димке на днях читал? Голову срубаешь — две вырастают, т. е. от траты самоумножается (как и материнская, и всякая любовь, например: чем больше себя не щадишь и отдаешь себя — тем больше любви и больше чего отдавать остается). Даже грудь материнская — такая: не трать, береги для лучших времен — засохнет, а доись — раздаиваться будет Во всяком случае мне хочется сейчас присоединиться к последней модели из двух, верно, равно доказуемых и справедливых путей: воздержание и трата Значит, пока я делаю такой вывод, что и для мысли завтрашней писать мне сегодня может быть хорошо. Ну, допустим, приму я воздержание от писания. Что я буду делать? Ну, вчера понятно: оторвала болезнь Б., был за няньку, хозяйку, повара, Димку кормил и т. д. А сегодня ей лучше, и, к удаче, Марья Алексеевна пришла помочь. Значит, — можешь сесть, и для нее будет лучше, если я изолируюсь и в ходе писания сосредоточусь, а значит, очищусь и поласковею. А то смиряюсь, но затаенный упрек сидит в глазах и жестах: что из-за тебя, мол, такого медведя упустил1 (Как я вчера Димке объяснял: мысль упустить — как на охоте, напал на след медведя и совсем подошел, выстрелил! — осечка! — медведь ушел — и больше такого не поймаешь. То есть, может, другого — да, а этого?..)
А потом — вон еще соблазн и опасность этого бокового, вокруг да около, писания: выбалтыванье; вот уж столько авансов надавал на некую «царственную замысль», что требует жреческого отношения И это уже кладет к ней и ожидание, и априорное подозрение а так ли уж это? И может, ты и в самом деле до нее не дотянешь, не сможешь реализовать замысль — в мысль? Тогда что? — Стыдно будет — А перед кем? Вот ведь вопрос Его еще иначе можно поставить так: что для чего: моя жизнь для моей мысли или моя мысль для моей жизни? Ну, скажем, мысль может быть больше, чем «моя», а общезначима Но если ее общезначимость возрастет за счет тушевания и застенчивости моей жизни, — тогда это будет не та особая мысль, что именно я чую себя призванным развить, а — иная, и она мне — без любви. Ведь та задача, что я через себя понимаю как общезначимую: это выявить участие мысли в жизни, их переплетенность и взаимопомощь — т. е. то, что есть в опыте каждого человека, но недостаточно уважено и осознано, а потому и мало развито. Так что не тушевать жизнь за мыслью, но взаимно питать их друг другом мне должно — и, возможно, для других; но и — это уже абсолютно точно: для хорошего моего самочувствия и проживания своей жизни мне вот сегодня (как раз и для успокоения и промывания души для завтрашнего приступа) стоит делать то, что я сейчас делаю: писать — пусть дряблость. Но так я себя отвлекаю от злости и раздражения1, которые бы приливали, если б я стал просто проводить время — слоняться
Гулять? — Опять бы думал и накачивался пустым брожением мысли. Мышцы занять? — Нога еще после надреза. Читать? — И так столько запущено в голову и ждет своей очереди для расхлебывания, что боюсь еще грузить сейчас, когда я в ритме… Так что — подмыслим все-таки (как подмоемся). Она мне — щеточка и гигиена, что меня в состояние духа приводит. И спасибочко ей за то. Да ведь и предмет мой: Как мы с мыслию вдвоем Дружно-весело живем А главное, умиротворяет, что ритуал соблюден: вот утро — и я с 9-10 до 2–3 сижу, глазею в окно, дышу — и вроде умозрю. И соблюдение этой формы — ох, совсем не ради проформы
Когда недеяние — лучшее деяние
Чую это каждый день, когда к деревьям своим с утра подхожу. Вот и сегодня: уж на что дерганое утро: мартовский некастрированный кот Костя с 5 начал ввинчивающе мяукать. Потом иду не нужно ли чего больной? Спит Встаю, готовлю, Димку провожаю [87]. Дал Б. чаю, а сам все-таки побежал к деревьям на 20 минут. Как ты мог? Ведь, может, ей тут же за доктором надо или еще чего? Ведь это не гуманно, эгоистично! И уж если на то пошло, не по-божьи ибо Бог как раз о ближнем заботиться велит и не приемлет фарисейской эгоистической молитвы — для самоспасения Но так ли это? Не полезно ли это и для больной будет, что я изыму себя из суматохи на миг, отрешусь, возвышусь, вдохну, улыбнусь, подобрею, умиротворюсь, стану трезвее, войду в разум? Ведь после этого отрешения от непрерывной помощи и заботы я стану способнее к нужному, а не суетно-пустомулишь бы действовать и проявлять заботу! — содействию. Может, полезнее всего окажется вообще воздержаться от всякого действия: нутро и природа вывезут А позвать доктора — тот поставит какой-нибудь диагноз дизентерии, арестуют в больницу — и там угробят, а никакой дизентерии и нет. Вон уже светлеет она и лучше самочувствует, и покой тут, и нет лишних надежд — и тревог
