Русский Эрос - [26]

Но огонь-то, например, этому не поддается. Попробуйте узнать, что такое огонь, попытавшись повернуть, изогнуть язык пламени так, чтобы он шел сверху вниз и искры летели вниз, «вы просто потушите огонь и ничего о его природе не узнаете. И когда откроются глаза и виден свет станет, который изливается опять сверху: как дар, как откровение, — попробуйте понять, что он такое, схватив кусок света (но так, чтобы не выпустить из рук, окружить его со всех сторон материей, землей), — и вы получите не свет, а тьму, правда, уже как идею чего-то связанного со светом: как то, что не есть свет. И все открытия эмпирии в своих высших проявлениях как раз единственно могут открыть и утверждать именно о журавле света через синицу тьмы в руках И какие бы сложнейшие ухищрения и приборы ни воздвигала эмпирия, то все будет воздвиженье Вавилонского столпа — т. е. заполнение неба землей, а не узнание того, что есть небо (само и поистине) Однако эти последние мои твердые различения что-то мне не нравятся. Ведь контакт-то происходит, соитие осуществляется, а ведь выше мы вывели, что в высший миг соития не знаю, что я ощущаю: ее или себя, женское или предельно мужское? — и то, что это уже неважно, что четкие различения и формы утратили смысл, и восстанавливается единое: Человек (андрогин), — это-то и дорого и есть радость. Значит, неважно, что в опыте я не узнаю света, а узнаю о свете через тьму, — это потом, результат, остающийся после смерти опыта. Сам же опыт, как и строительство Вавилонского столпа, — есть усилие, поднятие, воздвиженье в любви и к любви, так что и опыт (как и война, и как эротический акт) есть сладостное самозабвенье познания — ток между нами и бытием

И все же это — на уровне низовом. Это попытка понять всеобщий мировой Эрос, зная только секс и пытаясь лишь его раздуть до неба. Когда человек вышел на воздух и свет, необходимо становится дальнодействие: соитие без касания, без чувственного контакта: чтобы сообщаться не с ближним (тем, что под рукой), а чтоб шло сообщение малого, меня, — с великим. Если в утробе, когда я сосунок и эмпирик, я не знаю высокого, а сужу обо всем через себя, и мир вижу эгоистически: как облегающее меня телесное существо, — то теперь я воспринимаю свою малость и величие мироздания; и теперь, хотя (желая) расти, я меряю себя миром, и мир падающей звездой бросает в меня свое семя: идею микрокосма, духа — и меня, как части лишь, но имеющей надежду. Итак, возникает задача соединения без непосредственного контакта, касания, соприкосновения. Ориентироваться (встав на ноги) уже мы начинаем не на ощупь и не по запаху, а на зрение и слух, — чувства уже более теоретические, чем эмпирические. Правда, язык наш так устроен, что оттягиванья верха вниз допускает, а подъятия низа вверх нет: например, можно сказать, что глазом я обнимаю (дело рук, тела) всю окрестность, зрением впитываю (дело обоняния, запаха) краски мира, глаз вкушает сладость (вкус, заглатывание) солнечного луча Но нельзя сказать: «я услышал ступнею песок», «я узрел аромат магнолий», хотя уже можно сказать: «я услышал запах цветов» — но это оттого, что слух: «чу!» — чутье, его процесс сродни осязанию и касанию, и недаром глухие слышат телом (волны о него бьются), а у кузнечика органы слуха — в ногах; да и у нас в ухе помещается вестибулярный аппарат, т. е. орган телесного равновесия (кстати, вот еще свидетельство того, что человек устроен на дальнодействие, с расчетом на него ориентирован в мире: если поползновение ориентируется нюхом, то вертикальная походка — слухом). То же и выше: можно сказать «умозрение», «я узрел истину», «надо различать понятия» (от слова «лицо» — то, что зрится). Т. е. можно объяснить ум. знание — через видение, свет, как прозрение: что мы умом — видим. Про вдумыванье можно сказать, что это вслушиванье, мысль роет глубину мира, взлетает ввысь: телеснопространственно ее выражая. Но нельзя сказать: «я понял взглядом красоту этой долины», хотя можно сказать: «слух узнал родные звуки»; так что выходит, что и обратное, сверху вниз движенье в языке тоже происходит

 Я вижу умными очами

Колумб российский между льдами

Ломоносов

Итак, эмпирическое познание — близкодействие, ощупыванье, точность. Умозрение ж — есть проникновение на расстоянии, дальнодействие, его объект и дело — интеллектуальная красота. Платон, Шеллинг… Интуиция, как проникновение в поры бытия, более чувственна, сексуальна — из способов познания. Недаром у французов и евреев развита: Бергсон..

Эрос похорон

Но как в младенце совпадают Эрос и Логос (устами младенца истина глаголет, ибо он божественная душа, невинная; а с точки Эроса младенец — чистый фаллик), так и смерть есть высшее торжество как Логоса, так и Эроса — ив этот миг они опять дружны и в единстве. Закончен путь человека из природности в социальность, завершен он; осталось его дело — чистая, бестелесная, неплотская выжимка из его состава; и похороны — высшее торжество общества, где оно демонстрирует, что лишь в нем человек может остаться бессмертным — как дух. Но смерть выжимает слезы, и никогда из-за человека этого не лилось столько влаги — как на тризне, на поминках. Это человек-фалл, став навеки прямым, костью, и влагаемый в коре дерева (гроб) во чрево земли, — своим последним путем источает, сеет вокруг себя влагу, орошает бытие и умягчает