Русский Египет - [24]
Хочу обратить внимание читателя на такой любопытный факт. Рассказывая о неудачном побеге Адамовича из тюрьмы, газета «Моряк», а она продолжала выходить, писала в номере от 12 сентября о сочувствии к нему со стороны египтян. Тюремный инспектор даже пожелал Адамовичу «успеха в следующий раз». В местных газетах появились статьи, полные восхищения мужеством русского революционера. Так что, хотя движение солидарности с арестованными, как и в деле Боцоева, родилось в первую очередь в среде европейских рабочих-иммигрантов (Смирнов даже писал, что «арабская печать мало интересовалась делом Адамовича»), египтяне по-своему тоже участвовали в нем.
Предпринятая Адамовичем попытка побега из тюрьмы не на шутку испугала царских дипломатов. «Нахожу присылку за ним жандармов мерой, совершенно необходимою, — телеграфировал Смирнов. — Вследствие возбуждения судовых команд отправление без надежного конвоя было бы крайне опасно, а быть может, совсем невозможно». Это предложение получило в Петербурге поддержку. За Адамовичем и Терским была прислана охрана из 16 жандармов во главе с начальником одесского сыскного отделения. Для того чтобы усыпить бдительность пикетчиков в Александрийском порту, проделали такой трюк. За час до отхода парохода арестованных привезли на автомобиле из тюрьмы в портовую таможню. Пароход снялся без них. Перед выходом из порта он остановился, поджидая таможенную шлюпку. На ней были доставлены под усиленным конвоем Адамович и Терский.
Но и это еще было не все. В Константинополе на борт парохода поднялся сам начальник одесского жандармского управления полковник Заварзин, а в Черном море судно эскортировали два эсминца, специально вызванные для этой цели из Севастополя.
Состоявшийся через год после этого суд по делу Союза черноморских моряков приговорил М. Адамовича и большую группу других подсудимых к ссылке в Енисейскую губернию. Освободила их Октябрьская революция.
Глава 7
Обелиск в Порт-Саиде
Порт-Саид, декабрь 1986 года. Затаив дыхание, впервые иду по аллее греческого православного кладбища. Где-то здесь похоронены моряки с русского крейсера «Пересвет». Внимательно разглядываю надгробья, часовни. Почти все они — подлинные произведения искусства, с узорчатыми барельефами и беломраморными скульптурами. Свидетельства былого величия. Греческая колония в Порт-Саиде была многочисленна и богата. Но после национализации Суэцкого канала в 1956 году многие греки уехали. Кладбище постепенно приходит в запустение. Некоторые памятники уже обрушились, не выдержав груза времени и одиночества.
Но вот слева от аллеи мелькнули якорные цепи. Подхожу ближе. Небольшой участок кладбища огорожен. Посредине — скромный обелиск с надписью: «Русским морякам, погибшим на боевом посту в январе 1917 года. Сооружен министерством обороны Союза ССР в 1954 году». У подножия обелиска — два якоря. Вокруг — могилы моряков. 26 из них безымянны, на надгробиях — лишь мраморные плиты с крестом. А на 27-й надпись: «Лейтенант Иван Иванович Рентшке, старший артиллерийский офицер крейсера «Пересвет». Погиб 22 декабря 1916 года». 22 декабря — это по старому стилю. По-новому же — 4 января 1917 года. Погиб вместе с крейсером и десятками своих товарищей.
В день 70-летия гибели «Пересвета» я вновь приехал на кладбище в Порт-Саиде, но уже не один. Из Каира прибыла также группа сотрудников советских учреждений. Подкрасили ограду, якоря, цепи. Возложили цветы к могилам соотечественников.
Мы тогда почти ничего не знали о судьбе ни «Пересвета», ни его команды. В книгах по истории русского флота о них было сказано скупо. Путь крейсера в Порт-Саид выглядел так.
«Пересвет», построенный как эскадренный броненосец, был спущен на воду 7 мая 1898 года, вступил в строй в 1901 году. Водоизмещение — 12 674 тонны, экипаж — 24 офицера и 736 матросов. Во время русско-японской войны входил в состав порт-артурской эскадры. Упоминается в известном романе Валентина Пикуля «Крейсера». 7 декабря 1904 года затонул на внутреннем рейде Порт-Артура, по одной версии — от попадания японского снаряда, по другой — затоплен командой перед сдачей крепости. Впоследствии поднят японцами, отремонтирован и назван «Сагами».
В 1916 году русское правительство, срочно нуждавшееся в усилении морской обороны севера страны, выкупило «Пересвет», а также знаменитый крейсер «Варяг» и броненосец «Полтава» (ему дали новое название — «Чесма»). Все эти корабли в русско-японскую войну постигла одна и та же участь. Команды для них набирали так: отправили на Дальний Восток по тысяче матросов с Балтийского и Черноморского флотов. Среди черноморцев не менее 600 были «политически неблагонадежными». Во Владивостоке у них нашли прокламации, направленные против войны и царизма. Власти произвели аресты.
Не могу точно сказать, как обстояли дела с политической благонадежностью балтийцев, но, думаю, не лучше, чем у черноморцев. 1916 год — период революционного брожения, и одним из его активных очагов был военно-морской флот. В ту пору он по праву считался самым технически сложным видом вооруженных сил. На флот призывали народ грамотный, преимущественно из рабочих, не то что в армию. Так что моряки раньше и яснее многих других в стране увидели всю чудовищность мировой бойни, развязанной империалистами, всю антинародность царизма. И наверняка командующий Черноморским флотом адмирал Колчак действовал вполне сознательно, когда отправил на Дальний Восток преимущественно революционно настроенных матросов, — подвернулся счастливый случай избавиться от них. Можно с большой долей уверенности предположить, что точно так же поступило и командование Балтийского флота. Словом, экипажи трех кораблей, включая «Пересвет», были во многом сформированы из «политически неблагонадежных».
