Русский диверсант - [33]
Кто я теперь, думал Подольский, слушая за спиной хруст шагов напарника. Когда-то, еще год назад, был курсантом Подольского пехотно-пулеметного училища Степаном Смирновым. А теперь? И кто он, этот бывший боец Красной Армии Галустян по кличке Гордон. Замашки-то не рядового солдата. Да и армянином от него не пахнет… Все мы тут со смутным прошлым, о котором никто никому не рассказывает. Большинство таких. Редко кто верит Радовскому. Господин майор, похоже, и сам не особо верит в то, что говорит перед строем и в учебных классах. Новая Россия… Без большевиков и немцев… Это каким же образом? Главное, что никто в роте не задает ему этих трудных вопросов. Значит, ответ у каждого свой. А то, что скажет Радовский, никого не волнует.
Они подошли к деревне. Рассветало медленно, как рассветает в непогоду. Но даль уже проступила: сонное сжатое поле, склоном уходившее в пойму небольшой речушки, на той стороне обрамленное хмурым лесом, ближе к дворам, за самыми огородами два стожка, между ними почерневший, придавленный узкими тележными колеями проселок в две колеи. Куда он ведет?
— Подождем здесь, — сказал Подольский и достал карту.
Нужно было сориентироваться, чтобы определить дальнейший маршрут.
— Ну что, Подольский, где мы? Правильно хоть нас выбросили?
— Правильно. Если эта деревня называется Малый Хутор, а речка Ржанка, то вон та дорога уходит как раз на Большой Хутор. Там — первый мост. Там — шоссе.
— Хорошо ориентируешься, Подольский.
— Чему учили…
— В Подольске, что ли? — кусая соломинку, как бы между прочим поинтересовался Гордон. — Или там?..
— И там, и там. А вот где, Гордончик, тебя учили?
— Там же, где и тебя, — усмехнулся Гордон.
— Меня? — Подольский достал бинокль и некоторое время смотрел на крыши деревенских дворов, на околицу, на сарай возле речки. — Меня учили в Подольске. А тебя?
Гордон вскочил на колени, сунул руку за пазуху. Но Подольский тут же сбил его на жнивье, придавил к земле, перехватил руку и до хруста выкрутил ее.
— Тихо.
В это время из глубины деревни раздался ровный стукоток мотора, и через мгновение на околице показался мотоцикл с коляской. Мотоциклистов было двое. Один, в танкистском шлеме и черном комбинезоне, сидел за рулем и о чем-то громко говорил своему товарищу. Тот болтался в люльке, видимо, еще хорошенько не проспавшись.
— К девкам ездили. Живет же, гвардия…
— Руку, с-сволочь, сломал… — скрипя зубами, стонал Гордон.
— Руку — не шею.
— Ты что имеешь в виду? — сразу насторожился Гордон.
— А ничего. Лежи тихо, отдыхай. Еще раз дернешься, придушу. И прикопаю. Понял? Понял, говорю? — И Подольский грубо толкнул Гордона.
— Понял, — ответил тот.
Подольский Гордону всегда казался подозрительным. Возможно, эту их взаимную неприязнь, которая, впрочем, ни разу не выплеснулась наружу, и учитывал командир роты майор Радовский, включая их в одну группу: оба будут следить друг за другом, не доверять, опекать. Оба потом сделают подробные доклады, не забыв упомянуть и об ошибках и промахах напарника. Да, господин майор — психолог неплохой. После гибели своей радистки стал замкнут. Уже реже заходил к ним в казарму. Не присаживался сыграть партию в шахматы. Почти ни о чем не расспрашивал. В его присутствии Гордон не мог отделаться от ощущения, что Радовский знает о его прошлом, догадывается, что его легендированное имя и есть настоящая фамилия бывшего младшего политрука стрелковой роты Гордона. В роте царили антисемитские настроения. Чего он только не услышал за это время о своих соотечественниках. Донимал своими пошлыми байками и Подольский. Вдобавок ко всему его не оставляла мысль о том, что Старшине он нужен для особой операции. В тыловом лазарете в одном из ближайших сел вновь появился Профессор. Его видели то в Слободке, где немцы похоронили тело командующего 33-й армией генерал-лейтенанта Ефремова, то в полицейской управе Климова Завода, то в компании офицеров танкового полка, который оборонял этот участок фронта. Значит, Профессор не ушел. Более того, как и прежде, когда эту местность контролировала Западная группировка 33-й армии, появлялся то в одном населенном пункте, то в другом. Встречаться с ним Гордону не хотелось. Он боялся этой встречи, которая, он это чувствовал, рано или поздно произойдет. Ему казалось, что встреча с Профессором снова перевернет его жизнь, и чем все это кончится, еще неизвестно. Значит, надо было делать так, чтобы задуманный сценарий Радовского-Старшины не состоялся, во всяком случае, чтобы он, Гордон, оказался выведенным из этого сценария. И вот судьба посылает ему случай. Судьба… Нет, не судьба, а сам господин Радовский. И теперь, когда линия фронта осталась позади, помеха у него всего лишь одна. Всего одна. Правда, довольно серьезная — Подольский. Так что господину майору в изобретательности не откажешь. Подольский, конечно же, уже напрягся. Но пусть думает, что то, что произошло, — это все, на что он, Гордон, способен. Ведь и его душу кошки скребут, и он сомневается. И в любой момент готов последовать инстинктивному порыву невольника — бежать. Какой он доброволец, Гордон понял давно. Давно бы пятки смазал. Да только вот случая подходящего не выпадало. Этот — первый. Хотя через линию фронта Подольский уже и летал, и ходил. Но всегда в составе групп не менее десяти человек. А в таких группах каждый приглядывает за каждым. Вдвоем с Подольским уходить нельзя. Помешает. Одному легче будет придумать новую легенду. Прикинуться больным. Как же называется эта болезнь, когда человек теряет память? Однажды они с Профессором разговаривали на эту тему. Парамнезия… Редупликация… Вспомнил, конечно, вспомнил. При этом заболевании человек не просто теряет память, но у него могут возникнуть так называемые ложные воспоминания. Симулировать такое состояние будет непросто. Конечно, непросто. А что сейчас просто? Просто только — умереть. Уходить надо одному. И как можно скорее. Пока Подольский не освоился в новой обстановке. Редупликация… Парамнезия… Ложные воспоминания… Вот верный выход. С этого момента Гордон жил только одной мыслью.
Роман «Примкнуть штыки!» написан на основе реальных событий, происходивших в октябре 1941 года, когда судьба столицы висела на волоске, когда немецкие колонны уже беспрепятственно маршем двигались к Москве и когда на их пути встали курсанты подольских училищ. Волею автора романа вымышленные герои действуют рядом с реально существовавшими людьми, многие из которых погибли. Вымышленные и невымышленные герои дрались и умирали рядом, деля одну судьбу и долю. Их невозможно разлучить и теперь, по прошествии десятилетий…
Во время операции «Багратион» летом 1944 года наши войска наголову разгромили одну из крупнейших немецких группировок – группу армий «Центр». Для Восьмой гвардейской роты старшего лейтенанта Воронцова атака началась ранним утром 22 июня. Взводы пошли вперёд рядом с цепями штрафников, которых накануне подвели на усиление. Против них стояли части дивизии СС, которая на девяносто процентов была сформирована из власовцев и частей РОНА бригады группенфюрера СС Каминского. В смертельной схватке сошлись с одной стороны гвардейцы и штрафники, а с другой – головорезы, которым отступать было некуда, а сдаваться в плен не имело смысла… Заключительный роман цикла о военной судьбе подольского курсанта Александра Воронцова, его боевых друзей и врагов.
Новая книга от автора бестселлеров «Высота смертников», «В бой идут одни штрафники» и «Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью». Продолжение боевого пути штрафной роты, отличившейся на Курской дуге и включенной в состав гвардейского батальона. Теперь они – рота прорыва, хотя от перемены названия суть не меняется, смертники остаются смертниками, и, как гласит горькая фронтовая мудрость, «штрафная рота бывшей не бывает». Их по-прежнему бросают на самые опасные участки фронта. Их вновь и вновь отправляют в самоубийственные разведки боем.
Когда израсходованы последние резервы, в бой бросают штрафную роту. И тогда начинается схватка, от которой земля гудит гудом, а ручьи текут кровью… В июле 1943 года на стыке 11-й гвардейской и 50-й армий в первый же день наступления на северном фасе Курской дуги в атаку пошла отдельная штрафная рота, в которой командовал взводом лейтенант Воронцов. Огнём, штыками и прикладами проломившись через передовые линии противника, штрафники дали возможность гвардейцам и танковым бригадам прорыва войти в брешь и развить успешное наступление на Орёл и Хотынец.
Фронтовая судьба заносит курсанта Воронцова и его боевых товарищей в леса близ Юхнова и Вязьмы, где отчаянно сражаются попавшие в «котёл» части 33-й армии. Туда же направлена абвером группа майора Радовского, принадлежащая к формированию «Бранденбург-800». Её задача – под видом советской разведки, посланной с «большой земли», войти в доверие к командующему окружённой армии и вывести штабную группу в расположение немцев для последующей организации коллаборационистских формирований по типу РОА…
Что остаётся делать солдату, когда он оказывается один на один со своей судьбой, когда в него направлено дуло автомата и вот-вот автомат лихорадочно запрыгает в руках немецкого гренадера? А что делать генералу, командующему армией, когда обстоятельства, хитрость противника и недальновидность вышестоящих штабов загоняют его в такое же безвыходное положение?
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Сергей Наумов относится к тем авторам, кто создавал славу легендарного ныне "Искателя" 1970 – 80-х годов. Произведения Наумова посвящены разведчикам, добывавшим сведения в тылах вермахта, и подвигам пограничников.
В ночь на 22 июня 1941 года при переходе границы гибнет связной советской армейской разведки. Успевший получить от него документы капитан-пограничник таинственно исчезает вместе с машиной, груженой ценностями и архивом. На розыски отправлена спецгруппа под командованием капитана Волкова. Разведчикам противостоит опытный и хитрый противник, стремящийся первым раскрыть тайну груза.Роман является вторым из цикла о приключениях советского разведчика Антона Волкова.
В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха.
Повесть «Противостояние» Ю. С. Семенова объединяет с предыдущими повестями «Петровка, 38» и «Огарева, 6» один герой — полковник Костенко. Это остросюжетное детективное произведение рассказывает об ответственной и мужественной работе советской милиции, связанной с разоблачением и поимкой, рецидивиста и убийцы, бывшего власовца Николая Кротова.