Русский бунт-2000 - [3]

Дельная молодежь, влившаяся в блатные ряды, припутала к "воровскому делу" даже американского сенатора, подставив голубому "дяде Сэму" соблазнительного "суперпетушка" Зюзю, специально для этой цели вытащенного из зоны на год раньше "звонка". "До чего страну довели!" - горестно подумал Сергей Петрович. - Пидор прямо из зоны едет в Вашингтон!" Но польза была и от Зюзи-пидора: запуганный сенатор лоббировал интересы "вредительской" группировки в Штатах.

Но "во власть" Сергей Петрович не лез и другим не советовал. Во-первых, западло, а во-вторых - не надо. И все. Он с презрением и удивлением наблюдал по ТВ важного и надутого народного избранника, еще совсем недавно суетившегося возле блатного дела, пытавшегося даже давать советы свои козлиные - кому, сучок? Твой номер - шесть, а время твое - нуль...

Сергей Петрович с удовольствием посмотрел на циферблат заказной "Омеги" - любил дорогие мелочи - и, сентиментально шмыгнув носом, вспомнил свои первые "котлы", снятые тридцать семь лет назад в автобусе с запястья гражданина.

Гражданин был хорош, не "карась" какой-нибудь, а настоящая "щука": "лепень" бостоновый, "гаврилка" через пузо, "уголок" в руке. "А который час, дяденька? - вежливо спросил юный Вредитель, тогда еще просто Серый. Дяденька радостно ответил: представилась возможность оттянуть бостоновый рукав и блеснуть часами. "А вы не знаете, дяденька, Гагарин сейчас на Кубе?" Дяденька обрадовался вопросу и стал рассказывать про Фиделя Кастро, космос и Гагарина, а в это время отрок Сережа Шелковников нагло расстегивал ремешок на часах потерпевшего - в три приема ловких пальцев.

Пуль, перепуль и - пропуль.

"Какое время прошло!" - взгрустнул Шелковников. И подумал красиво: "К прошлому возврата больше нет". Впрочем, иногда он вовзращался к прошлому смотрел по видаку фильм "Место встречи изменить нельзя", и особенно любил эпизод, когда Промокашка в исполнении артиста Бортника идет по улице за Шараповым. На Промокашке ватник, белый шарф, хромачи со скрипом, а на забубенной головушке - кепка-восьмиклинка. Такой друг был у Сергея Петровича, только кликали его не Промокашкой, а Васькой Барнаулом. Умер Васька на "особняке" в Ерцево...

Пора было заваривать. Сергей Петрович вновь отправился на кухню. Для приготовления чифира предназначалась специальная серебряная кружечка на треть литра, покрытая изнутри несмываемой чернотой "вторяка", а снаружи сиявшая замысловатой гравировкой. Чай был хорош: бенгальский "Садхам-12", любимый сорт английской королевы. Шелковников наполнил кружечку до половины чаем и влил кипяток. Потом размешал густую кашицу ложечкой и поставил "чифирбак" на конфорку электроплиты - поднять напиток до кипения для экстракции ништяковой горечи. После поднятия - накрыл сосуд десертным блюдечком для пятиминутной выдержки.

Сергей Петрович свято соблюдал свои проверенные временем обычаи. Чистота в квартире была идеальная, интерьер, может быть, и показался бы пошловатым рафинированному эстету, но все же имел особый стиль, выше китча. Гостиную украшали три полотна: "Разбой прибоя" знаменитого Лютова, "Сосны-великаны" безымянного лагерного мастырщика и, во всю стену, "Явление Христа народу" А. Иванова (Корзубый мазал, что подлинник, но Вредитель сомневался; впрочем, всякое могло быть, Третьяковку десять лет ремонтировали).

Конечно, хорошо чифирнуть не "сам на сам", а с путевым человеком вроде покойного Васьки Барнаула, но ждать было некого: до окончания зимлаговской бузы Вредитель решил ограничить личное деловое общение телефоном. В спальне стоял компьютер "Pentium-III", подключенный к Интернету; Сергей Петрович легко овладел премудрой техникой, но, честно сказать, выше уровня рядового пользователя-юзера не поднялся: завидовал по-доброму Лёшику Чиканутому, подчищавшему с помощью компьютера банковские закрома и сусеки частных вкладов. Шелковников прогресса не чурался и консерватизм свой распространял лишь на балбесов из масти "ни отрубить, ни отпилить, ни украсть, ни покараулить". Профессионалов Вредитель всячески культивировал и хакера Чиканутого ставил в один ряд с недавно почившим супермедвежатником Степой Ветераном и с еще живым и почитаемым щипачем Невидимкой.

(Степа Ветеран начинал в тридцатые годы, с примитивных несгораемых шкафов, а закончил электронными спецсейфами одного бельгийского банка: взял три лимона "зеленых" плюс путевых бумажек на двадцать пять; "общак" пополнился, через край потекло. Теперь Степа, насмерть сраженный острым панкреатитом, уж год лежал на Ваганьковском под гранитной плитой со скромной надписью "Степан Рогов" и чуть ниже - "Не забудем никогда. Каторжане". Несведущий человек мог бы подумать, что под плитой лежит какой-нибудь неизвестный широким кругам народоволец или большевик: даты не было.

Живой и здоровый специалист карманной тяги Серж Невидимка был чуть помоложе, но творил чудеса покруче Копперфильда или Акопяна: "шмели" и "лопатники" чуть ли не сами вылетали из раскоцанных красных лепешков и кашемировых "польт". Чуть нервный, шухерной и веселый, как все щипачи, Невидимка на спор, жиллетовской "моечкой", спорол даже как-то рукав пальто одному лоху: братва ухохоталась.)