Русский американец - [2]

Шрифт
Интервал

   -- Если не отопрешь, я полицию приведу.

   Угроза подействовала. Калитку отперли. Тольский увидал перед собой заспанного сторожа.

   -- Что вам угодно? -- спросил он.

   -- Мне надо узнать, что у вас за шум на дворе? Кто-то кричал, звал на помощь.

   -- Что вы, сударь! У нас ни шума, ни крика не было...

   -- Но я слышал... ясно слышал, что с этого двора звали.

   -- Помилуйте, у нас на дворе никого нет, хоть сами взглянуть извольте.

   Тольский вошел на двор и оглядел его. Действительно никого не было.

   "Что же это значит? Я ясно слышал, что кто-то со двора этого дома кричал о помощи... Я... я не мог ошибиться. Нет, что-нибудь не так. Надо дознаться", -- подумал Тольский и спросил:

   -- Кому принадлежит дом?

   -- Отставному секунд-майору Гавриилу Васильевичу Луговому.

   -- А где теперь твой барин?

   -- В покоях почивать изволит.

   -- Так ты говоришь, что у вас в доме и на дворе все спокойно? Но крик был так ясно слышен...

   -- Может, кто и кричал, только не у нас, -- уверенно проговорил сторож.

   -- А ты не врешь?

   -- Что же мне врать?

   -- Но все же ваш дом я замечу.

   Тольский, прежде чем сесть в сани, обошел весь двор, увязая по пояс в снегу. Нигде ничего подозрительного не оказалось.

   Было уже почти светло, когда он оставил этот загадочный двор. Он сел в сани и махнул рукою кучеру, чтобы тот вез его домой.

   Тольский жил на Пречистенке, в большом наемном доме. Весь второй этаж занимала его квартира. В нижнем этаже помещались дворовые. Он снимал весь дом в аренду, и, кроме него, других жильцов не было.

   Деньги платил Тольский купцу-домохозяину не очень исправно. Но купец Мошнин волей-неволей принужден был терпеть такого съемщика.

   Как-то раз купец, не зная еще хорошенько нрава своего квартиранта, предложил "очистить квартиру".

   -- Что такое?! Ты, борода, смеешь меня гнать с квартиры, меня?! -- закричал Тольский.

   -- Не выгоняю, барин, а отказываю.

   -- Да ведь это все равно, что в лоб, что по лбу. Понимаешь ты, борода, или нет? А если понимаешь, то как же ты смеешь?

   -- Деньги не платите.

   -- Вот что... Стало быть, есть причина.

   -- Известно, без причины не отказал бы.

   -- А понимаешь ли ты, борода, что этим поступком ты меня оскорбляешь!

   -- Помилуйте, какое же в том оскорбленье?

   -- А за оскорбленье знаешь ли ты, чем я отплачиваю? Смертью!.. Слышал? И я с тобой буду драться на дуэли.

   -- На дуэли?.. Да что вы, ваша милость, помилуйте!

   -- К барьеру, черт возьми!

   Купец побелел как полотно.

   -- Помилуйте... Я... я отродясь пистолета в руки не брал... Помилуйте... Я... не отказываю вашему сиятельству, живите в моем доме...

   -- То-то, борода... Ты гордись тем, что я живу в твоем доме. А деньги я тебе заплачу.

   -- Слушаюсь... Не извольте беспокоиться... Подождем, -- кланяясь Тольскому и отступая к двери, проговорил купец и с тех пор перестал являться в свой дом на Пречистенке.

   К чести Тольского надо прибавить, что он не пользовался робостью своего домохозяина и, когда у него бывали "лишние" деньги, платил их за квартиру. Только лишние деньги оказывались очень редко. Точно так же должал Тольский в лавках, откуда брал разную провизию. Торговцы боялись не верить Тольскому и скрепя сердце отпускали в долг. Усадьбы и деревеньки у Тольского были заложены и перезаложены, а некоторые уже проданы с торгов.

   Жил Тольский в большой квартире один, холостяком, только со своими дворовыми, которые все без исключения были преданы ему душой. Женской прислуги он не держал и вообще недолюбливал "бабье сословие". Он любил кутежи, вино, карты, а к лошадям у него была прямо-таки страсть. Его иноходцы и рысаки славились на всю тогдашнюю Москву. Но к женщинам Тольский был холоден. Только раз одна из московских прелестниц сумела покорить его бурное и гордое сердце...

   Федор Иванович вернулся домой, но спать не лег: ему не давал покоя крик о помощи, который донесся до него из домика в переулке близ Никитской, он то и дело вспоминался. Поэтому, наскоро позавтракав и положив в карман пистолет, без которого никогда не выходил, Тольский пешком направился к этому загадочному домику.

   Ворота и калитка были опять заперты. Тольский постучал.

   -- Что надо, сударь? -- спросил какой-то молодой парень, выходя за калитку.

   -- Мне надо видеть твоего барина.

   -- Барин Гавриил Васильевич нынче ранним утром изволили выбыть из Москвы.

   -- Ты врешь, твой барин дома.

   -- Помилуйте, с чего же я стану врать?

   -- Послушай, тебя как звать?

   -- Прошкой.

   -- Ты видишь, Прохор, эту монету? -- И Тольский показал парню полуимпериал. -- Она будет твоей, если ты не станешь скрывать от меня то, что я у тебя спрошу.

   -- Извольте, сударь, спрашивайте, -- дрожащим голосом проговорил парень, жадно посматривая на золотую монету.

   -- Твой барин дома?

   -- Никак нет, в усадьбу выехали.

   -- Прошлой ночью, скорее сегодня ранним утром, я проезжал мимо вашего дома и слышал крики о помощи. Говори, кому нужна была помощь? Кто кричал?

   -- Я... я не знаю.

   -- Стало быть, не хочешь, чтобы золотой был твой?

   -- Очень, сударь, хочу...

   -- А если хочешь, говори.


Еще от автора Дмитрий Савватиевич Дмитриев
Суворов. Чудо-богатырь

Простые слова «Здесь лежит Суворов» написаны на памятнике одного из величайших полководцев России.Воин и христианин, герой и скромнейший из подданных российской империи, отец солдатам и слуга царям — вот неизвестный образ Суворова, о котором рассказывается в двух исторических романах этого сборника.


Два императора

Царствование императора Александра I, пожалуй, одна из самых противоречивых эпох русской истории.И вроде бы по справедливости современники нарекли императора Благословенным. Век Просвещения уже не стучался робко в двери России, на щёлочку приоткрытые Екатериной, он широко шагнул в российскую жизнь. Никогда ещё и русское оружие не покрывало себя такой громкой славой.Но и скольким мечтам в России так и не суждено было сбыться…


Золотой век

Дмитрий Савватиевич Дмитриев (1848–1915), прозаик, драматург. Сын состоятельного купца. После разорения и смерти отца поступил писцом в библиотеку Московского университета.С конца 80-х годов пишет в основном романы и повести, построенные на материале русской истории. Это прекрасные образцы исторической беллетристики, рисующие живые картины «из эпохи» Владимира Красное Солнышко, Ивана Грозного, Алексея Михайловича, Петра I, Павла I и др.Романы Д. С. Дмитриева привлекают читателей обилием фактического материала, разнообразием бытовых сцен, легким слогом повествования.Роман «Золотой век» (М., 1902) повествует об эпохе царствования Екатерины II.


Александр I

Царствование императора Александра I, пожалуй, одна из самых противоречивых эпох русской истории.И вроде бы по справедливости современники нарекли императора Благословенным. Век Просвещения уже не стучался робко в двери России, на щёлочку приоткрытые Екатериной, он широко шагнул в российскую жизнь. Никогда ещё и русское оружие не покрывало себя такой громкой славой.Но и скольким мечтам в России так и не суждено было сбыться…В дванный том вошли следующие произведения:Д. С. Дмитриев – Два императора;Д. С. Мережковский – Александр Первый.


Осиротевшее царство

Роман повествует о годах правления российского императора Петра II.В бескомпромиссной борьбе придворных группировок решается вопрос, куда пойдет дальше Россия: по пути, начатому Петром I, «революционером на троне», или назад, во времена Московской Руси. Пётр II предпочитает линию отца, казнённого дедом. Точку в этой борьбе поставит неожиданная смерть юного Государя.


Император-отрок

Дмитрий Савватиевич Дмитриев (1848–1915) – писатель, драматург. Родился в Москве в купеческой семье. Воспитывая сына в строго религиозном духе, отец не позволил ему поступить в гимназию. Грамоте его обучила монашенка. С 1870-х годов Дмитриев служил в библиотеке Московского университета, тогда же он начал публиковать рассказы, сценки, очерки, преимущественно бытовые. В 1880-е он сочиняет пьесы для «народных сцен», отмеченные сильным влиянием А. Н. Островского. С конца 1890-х Дмитриев пишет в основном исторические романы и повести (их опубликовано более шестидесяти)


Рекомендуем почитать
Федька-звонарь

Из воспоминаний о начале войны 1812 г. офицера егерского полка.


Год испытаний

Когда весной 1666 года в деревне Им в графстве Дербишир начинается эпидемия чумы, ее жители принимают мужественное решение изолировать себя от внешнего мира, чтобы страшная болезнь не перекинулась на соседние деревни и города. Анна Фрит, молодая вдова и мать двоих детей, — главная героиня романа, из уст которой мы узнаем о событиях того страшного года.


Механический ученик

Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.


Забытая деревня. Четыре года в Сибири

Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.


День проклятий и день надежд

«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.


Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось…

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.