Русские женщины и эмансипация - [4]

Для того чтобы во многом и очень во многом извинить наших женщин в глазах людей, стоящих за их неспособность к всестороннему гражданскому развитию, припомним короткий и весьма меткий очерк истории общественного положения русской женщины, заимствуя его из одной статьи г. Михайлова («Современник», 1860 г., книга 5, стр. 101-я): «Во времена „Домостроя“, — говорит он, — мужья пользовались красотою своих жен как средством приобретения; за подарки они на время уступали свое право на жену. И в наше время, — продолжает тот же автор, — достоинством женщины считается не общечеловеческое достоинство; фальшивый идеализм, вместо того чтобы приблизить ее к интересам человеческой жизни, отводит ей какие-то фантастические сферы. Сначала женщина была просто рабою, а тут это рабство начали украшать цветами, вручили ей по-видимому некоторое господство и этим самым способствовали ее новому порабощению. Один здравый смысл спасет женщину».

Не будь его, давно можно было бы одуреть хуже восточных одалиск от «рыцарского любовного служения и новейшей галантерейности». Мы вполне разделяем настоящее воззрение почтенного автора. Нашим женщинам нельзя было не отупеть, не окаменеть, но при всем том они не обезличились даже в

Мертвящем упоеньи света,

Среди бездушных гордецов,

Среди блистательных глупцов,

Среди лукавых, малодушных,

Шальных, балованных детей,

Злодеев и смешных и скучных,

Тупых привязчивых судей,

Среди кокеток богомольных,

Среди холопов добровольных,

Среди вседневных пошлых сцен,

Учтивых маленьких измен…

В сем омуте, где с вами я

Купаюсь, милые друзья.

А между тем идеи французской эмансипации, развезенные из столицы мод и пустословия, не погнушавшись нашей страны «московитских варваров», пришлись нам по вкусу и быстро подняли со дна русской жизни те подводные камни, на которых произошли многочисленные крушения, принятые большинством слепотствующих людей за следствия «гибельной эмансипации». Они не хотели понять, что это была вовсе не эмансипация женщины, как она понимается у американцев и отчасти у англичан, а что это была безумная разнузданность нравов, стремление к свободе рабов, как известно из всемирной истории, всегда склонных искать своего права путем нарушения прав своего ближнего. Повторяем, все эти безурядицы, все анархические тенденции наших эмансипированных женщин вытекли последовательно из столкновения их естественного стремления к освобождению себя от слишком тяжкой семейной зависимости с ложным идеалом эмансипации, занесенным из Франции, и доморощенным деспотизмом, исключавшим всякую возможность усвоения себе бóльших прав путем соглашения обоюдных интересов. Весьма естественно, что русские женщины, нимало не знакомые с законами человеческого права, никогда не останавливавшиеся над его принципами, не вдававшиеся в изучение общественной физиологии, не могли быть разборчивыми в выборе путей к освобождению себя от зависимости, которая становилась им невтерпеж, и бросились искать свободы, ничего не уважая, тем анархическим путем, который наделал столько горя и профанировал у нас слово «эмансипация». Повторяем: все это не могло быть иначе при известном социальном положении и служит только доказательством старого афоризма, что рабство растлевает нравы.

Вырываясь всеми позволительными и непозволительными способами из цепей мужского и семейного деспотизма, русская женщина сама часто делалась самым ярым, самым неистовым деспотом и в семье, и в обществе. Поправ права беззаконные, права, стеснявшие ее свободу, она стремилась упрочить свою самостоятельность попранием чужих прав, нередко самых святых, самых законных, — словом, тех самых прав, которые только что отстояла для самой себя. Княгиня, тиранствующая с своего этаблисмана в известном романе В. Крестовского («В ожидании лучшего»), вовсе не редкий экземпляр эмансипированных женщин нашего любезного отечества и иных многих стран просвещенной Европы: они так же часто встречаются между ловко обделавшими свои дела графинями и княгинями, как и между мелкотравчатыми помещицами, и между чопорными чиновницами, поправляющими и мужнину прическу и мужнину карьеру. Везде они есть, даже между дворничихами и целовальницами, от которых мужья пьют горькую чашу. Это-то безобразное поведение женщин, забравших в свои руки невежественное право силы, у нас часто называют также эмансипацией. Женщины, жаждущие самостоятельности, но лишенные правильного образования, стремятся к одному из видов этой эмансипации, следуя указанию своего вкуса и преобладающих наклонностей. Эту же анархию права, если так можно выразиться, известные эмансипированные женщины нередко вносят и в свою общественную деятельность. В благотворительных обществах, в воскресных школах — словом, везде, где у нас пока доступна общественная деятельность женщины, нельзя не заметить, что деспотические замашки не чужды многим представительницам этого пола, что желание возобладать над чужим мнением по праву женщины, которой мужчины должны уступать из уважения к ее полу, не оставляет новоэмансипированниц. Стремление приобрести авторитет, ввести собственную доктрину, становится их profession de foi.