Русские здесь: Фильм, помогающий Андропову - [18]

К сожалению, у русских эмигрантов по всему миру есть одна особенность: беззащитность.

Не будем прятаться от фактов: каждый ’’нормальный” американец психологически готов подозревать нас в предательстве. Потому что родились мы и выехали из страны — главного врага современной Америки. Ни разобраться ему в нас, ни проверить, ни дове-рить полностью. Что-то вроде ’’пятого пункта” или ”из вражеской территории” в советском паспорте.

У русских эмигрантов есть и ’’дипломатическая особенность”. Любая страна в мире будет защищать своих единокровцев, куда бы они ни убежали и ни эмигрировали. Тронь американских греков — поднимется на демонстрацию вся Греция. Вплоть до выступления в ООН, до поджога посольств.

Для нас же, эмигрантов из СССР, все отрезано. Круглые сироты и даже стыдно вспоминать о месте рождения.

Там, где мы родились, — объявлены врагами своей родины. И официальная советская политика: чем вам в Америке будет хуже, тем нам, оставшимся, спится спокойнее.

Продюсер фильма четко почувствовал это особое положение русских. Вот и ходит после позорящего их фильма спокойно по улицам. Знает все-таки, что мы цивилизованные. Но знает, что и полностью беззащитные: нет ни родины-матери, ни добрых дядюшек.

Отсюда и смелось режиссировать фильм на грани насильственности. Отсюда и сам выбор названия: подчеркнуть свою безнаказанность, выставив русских как ’’пришельцев” без роду, без племени. ’’Русские здесь” — значит, не там и не тут. Одинокие!

Отсутствие совести. Отсутствие уважения к ближнему.

Поэтому Офра Бикел и пошла на провокацию, обманывая приветливо встречавших ее русских эмигрантов. Она приходила в наши дома как человек, как родственная душа, имитируя, что совесть ее — нашего уровня. Ее принимали не так, как приняли бы хладнокровного следователя.

Ее приглашали в рестораны — присоединиться к нашему веселью. По душам разговаривали о том, о сем. Никто ее не боялся, думая, что она отнесется к нам по-человечески. Вот и хотели ей все эмигранты сделать что-то приятное. Даже отвечали на ее вопросы в ожидаемом ею направлении.

Не буду фантазировать о том, где я не присутствовал. Офра Бикел приходила и ко мне. Много раз. Сняли несколько сцен со мною всей группой телевидения.

С первой минуты нашего общения начались вопросы о моих ’’неприятностях”. Только о трудностях мы и разговаривали. Для меня это был естественный акт вежливости. Тем более, что она спрашивала ”с участием”, с ’’обещанием помочь”, — короче, я не сомневался поначалу в ее симпатии.

Стал я нервничать, когда наша дискуссия стала прерываться сразу же после окончания моих рассказов об эмигрантских трудностях. Об успехах и планах ей недоставало времени выслушать. Например, схватила мою фразу: ”В СССР опасность и неприятности ожидались всегда лишь с одной стороны, а в свободной Америке — со всех четырех сторон”.

Она хотела сделать эту мою фразу девизом моего появления на экране. Я же удивился, настаивал на том, что ’’нужно обсудить”,, ’’надо серьезно подумать” — нельзя же так, без предупреждения ловить на слове. Мы же оба взрослые люди, и не на Страшном суде или на школьном экзамене. Нет, не нашлось у нее времени — сочла мою фразу для ее целей исчерпывающей. Тогда-то я и стал нервничать. Перед приездом кино техников, перед съемками час стоял перед зеркалом, проверяя, застегнута ли ширинка и все ли пуговицы на месте. Ночью снилось: показывают крупным планом или дырку в штанах или как я ем мороженое грязными пальцами.

Перед камерами московского телевидения так не нервничал — уверен был, что не будет провокации. Там всегда долго репетируют, учитывая и их, и мое мнение. Здесь, как перед следователем, я чувствовал свое полное ничтожество. Тем более, что Офра Бикел меня уговаривала, что ’’для эффекта” нужно плакаться перед зрителем. Даже сулила пряники: дескать, только несчастненькие и вызовут сочувствие у американских фермеров. Увидишь, говорила мне, сколько писем получит телестанция с выражением сочувствия.

Я боялся, но все-таки выступал перед телекамерами. Все-таки верил в продюсерскую честность, в ее к эмигрантам симпатии. Впоследствии мне сказали, что я не выдержал экзамена — не смог красноречиво плакаться. А улыбающиеся Оф ре Бикел не нужны были — в соответствии с ее планами.

Приглашал я Офру и в ресторан, и ухаживал, как за понравившейся привлекательной женщиной. Осмелился на прощанье поцеловать и вообще — чувствовал себя превосходно в приятной компании.

Сегодня, просмотрев фильм, краснею. Увидев, к чему клонится фильм, со страхом ждал, что и меня могут показать в этой компании. Но самым постыдным было для меня сознание, что я обманулся. Я-то воображал, что ’’произвожу на девушку впечатление”, а она была, оказывается, ”на посту”, ’’начеку” — только переодетая в штатское. Я что-то ей там щебетал, а ее компания все ждала, не проговорюсь ли я про что-то для нее интересное.

Уверен, что и другие эмигранты приглашали Офру Бикел в ресторан, на домашние ’’парти” — попировать, посудачить, присоединиться к веселью. А в фильме для всей американской публики наши бывшие ’’дорогие гости” отвечают нам такими комментариями: ’’Для русских дружба — это водка”. И крупным планом — стакан, опрокидывание.