Русские в Берлине - [50]

Прибыл сержант. Форма в пыли, лицо в копоти. Начальник политотдела пожал ему руку и сказал: «По-быстрому умойтесь и приведите себя немного в порядок. Вас будут фотографировать…» Сержанта Прямова приняли в партию, и ему вот-вот должны были вручить партийный билет. Фотограф поставил сержанта у стены, критически посмотрел на него и заявил: «Тут слишком темно. Нужно, чтобы задний план был посветлее». Он позвал двух немцев и жестами объяснил, что ему нужно. Те поспешно вышли и вскоре вернулись с простыней. Фотограф поставил их позади сержанта и показал, как нужно держать туго натянутую простыню. Потом сделал снимок. Вскоре после этого сержант вернулся на передовую…» (Перевод с фотокопии оригинальной рукописи Гуса.)

26 апреля 1945 года

«День на башне противовоздушной обороны и в целом на западном направлении выдался довольно спокойным. Я по-прежнему находился на связи с большинством секторов и, конечно, с комендантом в его штаб-квартире… Однако наша собственная телефонная линия оказалась повреждена, и нам приходилось полагаться на городскую телефонную сеть. Еще у нас имелись замечательные цветные карты, показывающие различные сектора, дальность досягаемости артиллерийского огня, наиболее критические участки и т. д. Разумеется, эти карты потеряли всяческий смысл, как только и городская сеть также вышла из строя. Помимо всего прочего, наша артиллерия была фактически не мобильной…

Самым худшим и недальновидным моментом, практически граничащим с саботажем, оказалась организация доставки боеприпасов. Когда я производил первую инспекцию, то спросил, где можно получить боеприпасы. На что получил ошеломляющий ответ, что огромные запасы боеприпасов были складированы в двух местах, на товарной станции Николасзе и рядом с озером Тойфельсзе, в Груневальде. И в обоих местах они несколько часов назад попали в руки русских…» (Волерман, цитата из работы.)

«Ночь прошла более чем спокойно. Несмотря на ясное звездное небо, советская авиация так и не появилась. Что было просто замечательно. Унтер-ден-Линден опустела до самого Замкового моста. Только из-за Шпре, с севера и востока города, до нас доносилась слабая артиллерийская канонада. Около полудня командиры полков доложили, что датчане и норвежцы (два полка в составе дивизии «Нордланд») практически восстановили свою обычную численность – от 600 до 700 человек…[67] Около 19:00 командиры полков доложили, что на линии фронта практически никого не видно, кроме наших мотопехотинцев… Им также не удалось обнаружить каких-либо из «заранее подготовленных» командирских бункеров, пулеметных или противотанковых позиций, отмеченных на их картах. Из чего я был вынужден сделать заключение, что вся оборона сектора «Z» существует только на бумаге… и решил встретиться с офицером связи Гиммлера тем же вечером.

Я надеялся, что смогу заинтересовать его своими проблемами, хотя ранее не встречался с ним. Когда я прибыл в подземные коридоры Рейхсканцелярии, меня, снова не проходя через какие-либо КПП, провели сквозь череду комнат, заполненных офицерами. Особо мне бросился в глаза коренастый человек в красно-коричневой форме с золотым галуном, который как раз диктовал своему секретарю следующее: «…отстранен от командования незамедлительно». Когда я спросил сопровождающего, кто это, он удивился, что я ранее не встречал Мартина Бормана. Меня провели в длинную комнату, где навстречу мне шагнул генерал Фегелейн. Я попросил его поддержать мои усилия по предотвращению рассредоточения единственной боевой дивизии СС из имеющихся в берлинском оборонительном районе» (Крукенберг, цитата из работы).

Вместо того чтобы заниматься войной или заключать мир, немецкая верхушка увязла в вопросах о должностях и кому и чем следовало заниматься. Генерал Вейдлинг, который прибыл как раз в тот момент, когда Крукенберг беседовал с Фегелейном, мог попытаться навести порядок в этой неразберихе, поставив во главе всего сектора «Цитадель» одного человека. Однако, дабы не раздражать ближайших приспешников фюрера, он мудро предложил компромиссное решение. Ведь никак нельзя было бы обойти генерал-майора СС Монке и подполковника Зейферта. Подобно царю Соломону, Вейдлинг разделил сектор на три командные зоны. Монке назначили «главнокомандующим» с командным пунктом в бункере под Рейхсканцелярией, Зейферту отдали командование правым флангом сектора с командным пунктом в министерстве авиации, а Крукенберга поставили во главе фланга левее Вильгельмштрассе с командным пунктом на подземной станции метро «Штадтмитте».

Приняв такое дипломатичное решение, Вейдлинг отозвал Крукенберга в сторону и попросил его «в данных обстоятельствах» не обращать внимания на то, что он перешел в подчинение к генерал-майору Монке, младшему по званию. Крукенберг ответил, что «в данных обстоятельствах» это не имеет особого значения. Это была последняя встреча Крукенберга с комендантом; до самой капитуляции Вейдлинг не отдавал ему никаких приказов, ни устных, ни письменных.

Едва Крукенберг собрался покинуть бункер фюрера, как появился Геббельс в полной партийной униформе. Они с Крукенбергом поссорились в 1933 году, а Геббельс обычно такого не забывал. Однако, захваченный врасплох тем, что ему довелось столкнуться с Крукенбергом в столь высоком окружении, он не выказал особых признаков своего недовольства.