Русские в Берлине - [48]

Сейчас Хазенхайде находился под огнем легкой артиллерии. Небольшие подразделения дивизии «Нордланд» охраняли его и прилегающие территории от возможных внезапных атак русских. Дальше к линии фронта у нас не было ничего, кроме частей фольксштурма. Вооруженные трофейными винтовками, с нехваткой боеприпасов, эти люди представляли собой жалкое зрелище… Я отыскал их командира, местного партийного лидера, на Германплац, в большом здании с хорошим видом на окрестности… Когда я спросил его о ситуации, он ответил, что русские наступали с востока, днем раньше захватив пригород Трептов. Он выдвинул подразделения как можно дальше вперед – к городской дамбе и Солнечной аллее. Но, добавил он, они слишком слабы, чтобы оказать сколь-нибудь серьезное сопротивление.

Пока мы обсуждали возможности усилить наши передовые позиции, на противоположной стороне Германплац появились два советских танка, которые тут же открыли огонь. Поскольку они были одни, я подумал, что у нас есть достаточно неплохие шансы подбить их с близкого расстояния. Я сказал командиру, что отдам необходимые приказы, а заодно и немного облегчу жизнь его людям. Я благополучно – если не считать легкого ранения шрапнелью в лицо, – вернулся в Хазенхайде. К тому времени с Имперского стадиона подтянулась моя команда. Я отправил половину французской (добровольческой) противотанковой группы под командованием капитана Фене против советских танков, которые мы уже заметили, и против тех, которых можно было еще ожидать. …За вечер и ночь французам удалось подбить с близкой дистанции 14 советских танков, в результате чего наступление противника временно приостановилось. Позднее неоднократно доказывалось, что встречных боевых действий, даже с использованием одного-единственного пулемета, было достаточно, чтобы остановить продвижение русских. На мосту Халензе 3 человека из имперской гражданской обороны и с одним пулеметом смогли 48 часов сдерживать целую русскую роту» (Крукенберг, цитата из работы).

Так начиналась последняя битва горстки волонтеров, которые – сначала в Нойкёльне, а потом в центре города – серьезно расстроили планы русских, благодаря своим отваге и выучке, проявленным ими в охоте на танки. Как мы потом узнаем, одним из последних Рыцарских крестов этой войны был награжден французский унтер-офицер Эжен Вало, служивший под командованием Крукенберга.

Единственными иностранными контингентами, численностью в роту или батальон, сражавшимися с Красной армией под собственными флагами, были польские. В Берлине они размещались в основном в пригородах Шпандау и Потсдама, а также в Грюнвальде, Сименсштадте, Моабите, Шарлоттенбурге и Тиргартене. Согласно польским данным, они насчитывали 200 000 человек и использовали 250 собственных танков.

С другой стороны, среди защитников Берлина имелись представители почти всех европейских наций. Они дислоцировались отдельными подразделениями и состояли из бельгийцев, датчан, голландцев, норвежцев, шведов, эстонцев, латышей, украинцев, галичан, валахов, швейцарцев, французов, испанцев и много кого еще.

Самыми многочисленными среди них оказались французы и испанцы. Тот факт, что французы превосходили всех остальных в отваге, в значительной степени явился заслугой их командира, Крукенберга. Еще находясь в Нойштрелице, он построил свою дивизию «Шарлемань» и объявил, что генерал де Голль строит новую, свободную Францию и что если кто-то считает, что в данных обстоятельствах он больше не желает сражаться на стороне Германии, то он должен открыто об этом заявить; его немедленно отстранят от боевой службы и определят на фортификационные работы. Две трети дивизии решили воспользоваться предложением, а те девяносто французов, которые предпочли отправиться с Крукенбергом в Берлин, стали, так сказать, добровольцами среди добровольцев, намеренных сражаться против русских не за Гитлера, но ради спасения Европы. Так их наставлял монсеньор Жан, граф Майоль де Лупе, дивизионный священник и духовный наставник, хотя слово «духовный» вряд ли пригодно для характеристики «наставничества» этого человека.

Крукенберг считал, что его солдаты слишком хороши, чтобы использовать их в качестве пушечного мяса на относительно некритичных участках обороны, и устроил их переброску в центр, то есть в сектор «Z» («Цитадель»). Не то чтобы данный сектор имел что-то общее с цитаделью – он продолжал оставаться тем же, чем и был, – деловым центром огромного города с банками, большими универмагами, крупными издательствами, центрами торговли мехами и текстилем, но большинство из них теперь лежало в руинах или было охвачено пожарами.

Хотя телефонная сеть Берлина по большей части уцелела, она не использовалась для информирования старших офицеров уровня, так сказать, полевых командиров, о частых изменениях в приказах, отданных в штаб-квартире Вейдлинга или в бункере фюрера; вместо этого им приходилось пробираться туда и обратно ради получения устных приказаний. Самое лучшее, что они могли сделать в подобных обстоятельствах, – это прятаться от пуль и снарядов, что, по сути, и являлось их основным вкладом в оборону Берлина. В остальном им приходилось просто докладывать, что еще одна часть Берлина пала под натиском русских и что теперь только «X» может их спасти… Этими «X», учитывая обстоятельства, были Штайнер, Венк, Буссе или произошедший в последний момент разлад между союзниками. С того самого момента армия перестала питать всяческие иллюзии по поводу использования гипотетического секретного оружия.