Русские святыни - [58]

Вместе с тем, сам принцип власти дает максимальную возможность осуществления своих прав, своей воли, поэтому естественно и стремление к обладанию властью, абсолютной властью. Власть понимается как господство, безграничное могущество, а ведь свобода и приобретается здесь силой и могуществом. "Мне не нужно денег, или, лучше, мне не деньги нужны; даже и не могущество; мне нужно лишь то, что приобретается могуществом и чего нельзя приобрести без могущества: это уединение и спокойное сознание силы! Вот полное определение свободы, над которым так бьется мир!" Сила родит право, а право требует власти. «Правовое» мировоззрение предполагает юридическую основу власти, но никогда не предполагает моральной. Ограждение собственного жизненного пространства от чужого влияния осуществляется с помощью развитой системы экономических, политических и прочих «неотъемлемых» и «неотчуждаемых» прав и свобод личности. Право, количество прав является критерием свободы индивида, "права выражают высшую степень свободы, возможную в данное время".[247] Потому и свойственно западному человеку щекотливо-трепетное, страстное отношение к «священным» "врожденным" правам личности. Именно политической свободе придается основополагающий, базисный, «онтологический» статус, что, в свою очередь, означает отождествление свободы с конкретной формой государственного устройства, а точнее с «правовым» государством, с демократией. "Политическая свобода должна создавать возможность для всех остальных свобод человека. Политическая свобода есть демократия".[248]

"Человек становится свободным при определенной организации власти и политических институтов, гарантирующих политическую свободу".[249] Отсюда вытекает типичная установка либерально-гуманистического мировоззрения: любая форма государственного устройства, не совпадающая с либеральной демократией, с «правовым» государством, объявляется заведомо тоталитарной. Демократ — это свободная, независимая, самодеятельная личность, монархист — раб по своей духовной сути.

Либерально-демократическая концепция государственного устройства признается наиболее эффективной в деле организации и сохранения индивидуальной свободы и торжественно провозглашается венцом и окончательным итогом политической истории человечества (Фукуяма). Однако, по справедливому замечанию русских философов, в частности Карсавина, демократия (в ее западноевропейском варианте) является переходным периодом между анархией (абсолютной свободой, произволом) и тоталитаризмом (абсолютным рабством). Дело в том, что в «правовом» государстве исходное состояние войны всех против всех сохраняется, но в более благообразной форме — юридического сутяжничества. Оные действия индивидом регулируются жесткими правилами, нормами, законами, нарушение которых воспринимается как дерзостный вызов всему общественному строю. Индивидуальная свобода находится по-прежнему в состоянии постоянной опасности. "Демократия — это область беспрецедентных экспериментов, где исчезают последние вехи уверенности".[250] Зыбкость, шаткость, неопределенность ситуации, анонимность угрозы индивидуальной свободе, страх за окончательную и полную потерю личной независимости порождают стремление к универсальному миропорядку, рационализирующему все стороны социальной жизни, но гарантирующему вполне определенный твердый минимум личной свободы, средств к существованию и достаточно стабильный уровень удовлетворения материальных и духовных потребностей. Для европейской философской мысли всех времен характерен напряженный поиск социальной формулы, позволяющей на научной основе конструировать, просчитывать и контролировать общественную реальность. Свидетельством тому — различные утопические проекты государственного устройства от пифагорейцев и Платона до современных концепций технократических элит. Философская мысль стремится к созданию такого социального тела, которое находилось бы под непрерывным действенным управлением, наблюдением и контролем со стороны компетентного центра, превращающего все существующее в хорошо отлаженный механизм. Но абсолютная регламентация всех сторон человеческой жизни и есть пресловутый тоталитаризм. Так, "…либеральная демократия, с ее культом внеэтнического индивидуализма, готовит себе погибель в своих собственных пределах. Эмбрионы тоталитаризма таятся в подполье либеральной демократии и эмбрионы эти, питаясь всеми пороками непросветленной свободы, быстро обрастают агрессивным телом. Так в недрах свободы имманентно порождаются силы рабства, ждущие лишь своего часа…",[251] часа, когда граждане сами, в силу различных обстоятельств, откажутся от собственной свободы в пользу твердых гарантий социальной обеспеченности и материального благополучия, в пользу сытого рабства.

Итак, в европейском самосознании представление о свободе развивается в русле негативной концепции свободы и понимается прежде всего как освобождение от любого рода ограничений, принуждения и привязанностей. Содержание свободы отождествляется со следующим набором признаков: независимость, нестесненность, безбрежность, безграничность и т. п. Данный ряд признаков характеризует, в основном, наружность, внешнюю сторону свободы, оставляя в стороне глубинную сущность содержания свободы, ее внутреннюю ценностную наполненность и необходимость.