Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - [126]
Отметим, что именно к этой группе русских студентов в Берлинском университете был присоединен отправленный в Германию по инициативе попечителя Московского университета графа С. Г. Строганова Т. Н. Грановский[554]. Свою просьбу командировать Грановского (бывшего студента Петербургского университета!) Строганов объяснял Уварову тем, что «не имеет по Московскому университету профессора для замещения кафедры всеобщей истории». В ответ Уваров предложил командировать Грановского на тех же условиях, что и выпускников Главного педагогического института, поручив в Берлине надзору генерал-майора Мансурова. От Грановского, однако, по настоянию Уварова взяли подписку, что он должен прослужить после возвращения на университетской кафедре не менее 12 лет. Его жалование выплачивалось вместе с другими из департамента народного просвещения, которому Московский университет затем обязался возвратить потраченные средства. 4 мая 1836 г. представление Уварова о новой командировке утвердил Николай I, и Грановский смог выехать в Берлин, однако в матрикулы записался только 25 апреля (н. ст.) 1837 г. (в отчете, присланном в октябре 1837 г., прося продлить ему срок командировки на год, Грановский писал, что «первые месяцы бытности в Берлине исключительно посвятил изучению немецкого языка»)[555].
Вторая коллективная командировка выпускников Главного педагогического института началась 13 февраля 1842 г. В немецкие университеты на два года были отправлены А. С. Жиряев, Д. И. Мейер, Алексей Н. Тихомандрицкий, А. И. Ходнев, А. В. Чернай, К. М. Феофилактов, А. Юрьевский, Б. Бейер, H. М. Благовещенский, к которым летом того же года присоединился еще один выпускник института Е. Г. Осокин [556]. В отличие от предшествовавшей поездки в этой группе преобладали представители естественных наук: химии, технологии, зоологии, геологии, математики, помимо которых сюда вошел лишь один филолог (Благовещенский), один экономист (Осокин) и два юриста (Жиряев и Мейер). Согласно матрикулам, шестеро человек из этой группы (Мейер, Алексей Тихомандрицкий, Жиряев, Ходнев, Чернай и Феофилактов) в 1842–1844 гг. совместно занимались в Берлинском университете. Параллельно шли пути и еще двух воспитанников — Благовещенского и Осокина, которые оба сначала, в 1842 г., записались в студенты Лейпцигского университета (где Осокин провел год, а Благовещенский — два года), а затем оба переехали в Гейдельберг. Эта командировка выпускников Главного педагогического института (многие из которых опять просили и получали разрешение на продление срока пребывания за границей), в целом, завершилась в 1845 г. По возвращении в Россию молодые ученые заняли кафедры Казанского, Киевского, Харьковского и Дерптского университетов.
Итак, опыт Главного педагогического института, давшего новый импульс командировкам русских студентов в Берлин и другие немецкие университеты и подготовившего для российских университетов 1830— 1840-х-гг. два десятка новых преподавателей (почти столько же, сколько Профессорский институт в Дерпте), сыграл свою положительную роль в обновлении кадров и повышении научного уровня отечественной высшей школы, но, к сожалению, дальше не использовался. После реформы 1849 г. институт был переориентирован на подготовку преподавателей только для средних школ, а в 1858 г. закрыт.
Наконец, последним механизмом, благодаря которому обучение русских ученых в немецких университетах становилось возможным, была собственно их командировка за счет конкретного российского университета. В 1830-х гг. такие случаи составляли меньшинство от общего числа финансируемых государством студенческих поездок, что, на наш взгляд, можно объяснить двумя причинами. Во-первых, это бюджетные трудности университетов, особенно в пору введения в действие Устава 1835 г., расширения числа кафедр, оборудования библиотек, кабинетов и проч., когда свободные средства отдельного университета не могли сравниться с финансированием командировок напрямую из Министерства народного просвещения, которое и обеспечивало массовые поездки 1830-х гг. Во-вторых, университеты предпочитали отправлять за границу не вчерашних студентов, только что окончивших курс обучения, а молодых преподавателей (адъюнктов, магистров и т. д.), уже имевших должность в университете и возвращавшихся на нее после командировки. Министерство же пыталось стимулировать другой механизм, по которому заграничная командировка должна была предшествовать вступлению на кафедру молодого ученого, который, таким образом, сразу начинал преподавание, обладая европейским уровнем знаний. В этом смысле, командировки от университетов имели тенденцию превращаться в «научное путешествие», в ходе которого уже сформировавшийся ученый повышал свою квалификацию. Соответственно, такие путешествия имели мало общего со студенчеством в заграничном университете (да и редко оставляли следы в матрикулах); охватывали большое число городов, визиты в которые, как правило, были кратковременными (такова, например, поездка по Германии командированного Московским университетом в 1834 г. доктора медицины А. О. Армфельда
