Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - [106]
Случались во взаимоотношениях Шлёцера с русскими студентами и курьезные истории, об одной из которых рассказывает в своем письме Гусятников. Мартын Пилецкий (в будущем — инспектор Царскосельского лицея, печально известный своим столкновением с юным Пушкиным), уроженец г. Чугуева на Слободской Украине, служил до приезда в Гёттинген казачьим унтер-офицером. Когда, представляясь Шлёцеру, Пилецкий упомянул об этом, тот «отпрыгнул на десять шагов назад и поднял руки вверх». Причиной такой, естественно, преувеличенной в описании комичной реакции было «предубеждение, господствующее в Германии против казацкого народа» (можно вспомнить, какое «увлечение» казаками вскоре затем прокатилось по Германии да и вообще по всей Европе в период заграничных походов русской армии 1813–1814 гг.!). Шлёцер же завершил сцену обращенными к Пилецкому словами: «Вы — желанный гость, и тем более, поскольку в состоянии это предубеждение опровергнуть делом», и обещал ему всяческую помощь. Вскоре после этого знакомства привести к ним «казака», чтобы предложить ему свои услуги, просили у русских студентов и другие гёттингенские профессора [441].
Вообще же, раскрывая свои лучшие душевные качества в общении с русскими студентами, почти достигший семидесятилетия Шлёцер вел себя с ними как отец, опекал, поддерживал в трудные минуты. Например, именно он передал Александру Тургеневу письмо, в котором сообщалось о смерти в Москве его старшего брата Андрея. Гусятников пишет, что во время его болезни зимой 1804–1805 гг. Шлёцер навещал его несколько раз, а когда тому пришло время покинуть Гёттинген, «прощался со мной по моем выезде с такой нежностью, как только с сыном своим прощаться может»[442].
Близкие, доверительные отношения русских студентов со Шлёцером благоприятствовали успехам их научных занятий под его руководством. А. С. Кайсаров, в 1810 г. ставший профессором русского языка и литературы в Дерптском университете, а в период Отечественной войны вступивший в ополчение и безвременно погибший в 1813 г. в боях на территории Саксонии, занялся в Гёттингене под прямым влиянием Шлёцера изучением древней русской истории, а также фольклора славян. В 1804 г. им здесь было опубликовано на немецком языке сочинение «Опыт изучения славянской мифологии» [443]. Работа посвящена Шлёцеру, «dem unsterblichen Wiederhersteller des unsterblichen Nestor» (букв. — «бессмертному восстановителю бессмертного Нестора») и представляет собой словарь славянских божеств с указанием источников и мест употребления соответствующих названий. Следуя методике Шлёцера, Кайсаров широко использует различные источники, относящиеся как к восточным, так и к западным славянам (включая славянские реликты на территории немецких земель). Он подвергает резкой критике сомнительные этимологии и сближения, впрочем не избегая и сам некоторых натяжек, особенно в попытках выстроить пантеон славянских богов по аналогии с древнеримским[444].
В 1806 г. Кайсаров защитил в Гёттингене докторскую диссертацию «Об освобождении крепостных в России»[445]. Это был один из сравнительно редких случаев, когда русские студенты представляли в немецких университетах диссертации на философском факультете. В выборе Кайсаровым такой насущной для России начала XIX в. темы и ее критическом решении заметно не столько влияние Шлёцера или другого конкретного учителя, сколько самого в высшей степени либерального духа Гёттингенского университета, несшего убежденность в том, что даже самые острые общественные вопросы могут и должны решаться в свете науки[446]. Впрочем, видны в диссертации и столь же характерные для Гёттингена и Шлёцера в особенности, надежды на Александра I как будущего «освободителя рабов» в России.
Интересно, что еще в июне 1804 г. освобождению российских крепостных посвятил свою, впрочем совсем короткую и незначительную по содержанию, диссертацию и еще один русский студент этой поры В. Фрейганг (в дальнейшем в России он отошел от научных занятий)[447]. Зато весьма серьезный выбор, благодаря Шлёцеру, стоял перед Александром Тургеневым. Под влиянием своего наставника Тургенев глубоко увлекся русской историей: он собирался заняться сбором ее источников, причем особенно его заинтересовало восшествие на престол династии Романовых и поиск «условия», поднесенного боярами царю Михаилу Федоровичу. «Является ли нынешняя неограниченная власть в России похищением?» — задавал в дневнике себе вопрос Тургенев, видимо, обсуждая подобные темы с Шлёцером
