Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания - [17]

Шрифт
Интервал

Население района реки Анадырь медленно росло вплоть до 1769 года, когда был издан указ об упразднении Анадырской крепости и переселении жителей в Гижигу «по причине беспокойства от нападения чукчей» (Сильницкий 1898: 62) [26] . Войны с чукчами продолжались, затухая, еще несколько лет, однако в 1769 году (по некоторым данным, в 1764-м, см.: Богораз 1934: 49) острог был упразднен [27] , а его гарнизон был переведен в Нижнеколымск. Туда же перевезли церковную утварь из анадырской церкви (Трифонов 1872: 160; Аргентов 1879: 7). Дружественные русским инородцы (юкагиры, чуванцы и ламуты), жившие в крепости, перешли частью в Гижигу, частью в Нижнеколымск, частью в Тигиль на Камчатке. Эти инородцы после сближения с русскими сделались оседлыми, постепенно утратили свой язык, заменив его русским (Олсуфьев 1896: 23; Гурвич 1966: 126). По данным ревизий, в 1762 году из Анадырска в Нижнеколымск было переведено 28 и в 1782 году – еще 28 человек, принадлежавших к чуванскому и ходынскому родам [28] (Кабузан, Троицкий 1966: 35).

Та часть переселенцев, которая ушла на Камчатку, соединилась с волной казаков и промышленников, шедших на Северную Камчатку из Якутии, и слилась с другой волной – южной; анадырские русские старожилы играли в этом заселении заметную роль (Гурвич 1966: 130—131). В этот период на Камчатке происходило то же, что на 100 лет раньше в Якутском крае: русские переселенцы занимали новые территории, женились на ительменках и корячках, их дети свободно овладевали обоими языками – русским и местным – и полностью переходили в хозяйственном отношении на местный лад (там же, 130). Происходило формирование северной части группы, известной под именем камчадалов. [29]

Приблизительно между 1770 и 1800 годами в складывании нового анадырского населения наступило затишье; центр формирования общности переместился в селение Гижига (город Гижигинск, см.: Сафронов 1978: 211—214), небольшое поселение на реке Гижига в 20 км от впадения ее в Гижигинскую губу, возникшее на месте зимовья, основанного в 1650—1653 годах Михаилом Стадухиным.

В начале XIX века административный центр Гижигинского округа Гижига была полувоенным поселением, в котором жило около 100 военных – офицеров, солдат и казаков с женами и детьми, всего примерно 300 человек. Вокруг военного гарнизона сформировалось гражданское население, состоящее из русских промышленников и местных жителей; всего, по данным 1806 года, в крепости жило 579 человек, 282 мужчины и 297 женщин (Гурвич 1966: 204). Как и в других подобных поселениях, население занималось преимущественно рыбной ловлей; казаки и их дети получали паек от казны. Карл фон Дитмар, посетивший эти места в 1853 году, писал о населении Гижиги: «Большая часть, как почти все казачьи семьи, представляла помесь, возникшую от смешанных браков русских с туземцами. Чистая русская речь слышалась не часто; напротив, язык пересыпан чуждыми словами и оборотами и искажен инородным выговором. Особенно распространены языки корякский и тунгусский (эвенкийский. – Авт .), все жители не только понимают, но и бегло говорят на них» (Дитмар 1901: 423).

С 1820–1830-х годов на Анадырь начинают возвращаться как промышленники, так и отдельные семьи поселенцев. Это уже были в массе своей не русские – выходцы из европейских областей России, а преимущественно «сибирские русские» – «возвращенцы» из Гижиги, с Колымы, с Северной Камчатки, возможно – из более далеких районов Якутии, потомки тех, кто за 50—60 лет до этого покинул эти места. Анадырь привлекал их своими промысловыми угодьями, заметно более богатыми по сравнению не только с нищей Гижигой, но и с Колымой.

В публикации врача Богородицкого 1853 года при перечислении населенных пунктов Гижигинского округа поселок Марково еще не упоминается, но отмечается, что в месте впадения реки Майн в Анадырь находится Усть-Майнская артель, содержащаяся гижигинской купеческой вдовой Барановой. Артель состоит из вольнонаемных работников, преимущественно гижигинских мещан, «а при ней заселилось несколько юкагирских семей, пришедших сюда с Колымы» (Богородицкий 1853: 80). Именно эта – или аналогичная – артель с прилепившимися к ней местными жителями и стала зародышем села Марково [30] . Во всяком случае, так утверждает в своей книге А.Е. Дьячков, марковский учитель и краевед-самородок: первоначальные жители Маркова, русские мещане и крестьяне, пишет он, переселились сюда из Гижиги при учреждении в Анадыре компании купца Баранова в 1840-е годы, и одновременно сюда же переселились чуванцы, юкагиры и ламуты из Колымского края (Дьячков 1992: 202).

Формально село Марково было основано в конце 1840-х годов. Вокруг него стали селиться переселенцы из южных районов Гижигинской округи и с Колымы. Первыми жителями были русские, чуванцы (этэльты), юкагиры (этэлькэуты), ламуты (каарамкэт) (Гондатти 1897а: 84; в скобках даны чукотские названия так, как они приведены в изд.: Гондатти 1897в: 166). Известно, что в 1862 году была построена первая церковь (Дьячков 1992: 202), и самое позднее с 1864 года в Маркове уже жил священник о. Митрофан Шипицын – с ним в 1885 году встречался А.А. Ресин, проехавший по поручению губернатора Приморского края от Владивостока до северного побережья Чукотки (см.: Ресин 1888: 31).


Рекомендуем почитать
Британские интеллектуалы эпохи Просвещения

Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.


Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.