Русские - покорители славян - [8]

«Драккар философов», ага.

А теперь интересно: в каком же качестве чужак-варяг играл столь важную роль в древнерусских военных и политических делах? Ответ дают сами «варяги» в своих сагах:

Эймунд сказал: «Тогда ты будешь иметь право на эту дружину, чтобы быть вождём её и чтобы она была впереди в твоём войске и княжестве. С этим ты должен платить каждому нашему воину эйрир серебра, а каждому рулевому на корабле — ещё, кроме того, половину эйрира».

. . .

Эймунд сказал: «…мы будем брать это бобрами и соболями и другими вещами» которые легко добыть в вашей стране» и будем мерить это мы» а не наши воины. И если будет какая-нибудь военная добыча» вы нам выплатите эти деньги» а если мы будем сидеть спокойно» то наша доля станет меньше». И тогда соглашается конунг на это» и такой договор должен стоять двенадцать месяцев. /401/

И в юридическом смысле закон их со «своими» не путал. Если вспомнить «Правду Русскую», то в этом древнерусском «уголовном кодексе» права варягов никак не защищены — в то время как права «русинов» выделяются особо:

Оубьетъ моужь моужа, том ьстить братоу брата, или сынови отца, любо отцю сына, или братоучадоу, любо сестриноу сынови; аще не боудеть кто мьстя, то 40 гривень за голову; аще боудеть роусинъ, любо гридинь, любо коупчина, любо ябетникъ, любомечникъ, аще изъгои боудеть, любо словенинъ, то 40 гривенъ положити за нь. /357/

Варягов, как видим, среди защищаемых законом членов общества нет.

При этом примечательно, что номенклатура общества расписана весьма подробно, и каждому в кодексе определено место, за каждого — своя цена:

Аже оубиють огнищанина… Ань княжи тивоуне… А конюхъ старый оу стада… А въ сельскомъ старосте княжи… и в ратаинемь… А в рядовници княже… Авъ смерде… ивъ холопе… Аще роба кормилица… любо кормиличиць… А оже оуведеть чюжь холопъ…

Даже кони и овцы есть в этом списке! Но нет его — варяга!

Варяг фигурирует в качестве чужака, чьи права и обязанности оговариваются отдельно от прав и обязанностей подданных русского государства:

Аще будеть на кого поклепная вира, то же будеть послухов 7, то ти выведуть виру; паки ли варягь или кто инь, тогда (а).

Аналогичным образом вне общества «Правды Русской» варяги ставятся и в других статьях:

А че попъхнеть мужь мужа любо к собе ли от собе, любо по лицю оу дарить, ли жердью оу дарить, а видока два выведуть, то 3 гривны продажи; аже будеть варягь иликолбягь, то полная видока вывести и идета на ротоу.

. . .

Аще ли челядинъ съкрыется любо оу варяга, любо оукольбяга, а его за тридниневыведоуть, а познають ив трети день, то изымати емоу свои челядинъ, а 3 гривне за обидоу.

И неважно, что лучше — два видока или «полная». Факт, что «мужъ» и «варягь» стоят раздельно. И коли «мужъ» — член общества, — а так оно и следует из статьи первой, — то варяг, получается, не член общества. То есть чужак!

Это еще больше видно из таких слов Ярослава Владимировича, князя новгородского, который в 1112 году, в грамоте немецким послам устанавливает правила взаимоотношения между русинами и варягами:

Оже смати скотъ Варягу на Русине или Русину на Варязе, а ся его заприть, то 12 мужь послухы: идеть роте, възметь свое.

При этом тут, по справедливому замечанию великолепного российского исследователя А. Л. Никитина, —

— «варяг» оказывается синонимом «немец». /304/

Итак, русский гражданин варягу противопоставляется в правовом положении. А когда такое происходит? Очевидно, тогда, когда права чужака защищаются каким-то отдельным от закона, но равным ему по правомочности документом. А таковым в те времена — как, впрочем, и сегодня — являлся только отдельный договор от имени законной государственной власти. Или тех, кто имеет соответствующие права по своему положению в государственной системе. Таким образом, как холоп в правовом поле своего хозяина, так и варяги благодаря этому договору оказываются в правовом поле великого князя или другого своего нанимателя.

Что и доказывает характерный эпизод в Новгороде, когда сначала жители города — опираясь, несомненно, на своё «конституционное» право, — перерезали насильничавших варягов, а затем великий князь Ярослав жестоко отомстил горожанам:

…варязи бяху мнозиу Ярослава и насилье творяху новгородьцемь. И, вьставша на нь, новгородьци избиша варягы вь дворѣ Поромони. И разгнѣвася Ярославъ и, шедъ на Рокъмъ, и сѣде вь дворѣ. И пославъ к новьгородьцемь и рече: «Уже мнѣ сихъ не крѣсити». И позва к собѣ нарочитая мужа, иже бяху исьѣскли варяги, и обльстия сице, исѣче их 1000. /352/

Поубивать собственных нарочитых мужей в отмщение за нападение на своих наёмников — это как-то крутенько, не правда ли? Однако с точки зрения права князь наказывал подданных за обиду — свою! Они поубивали тех, кто находился в его юридическом поле. И он казнил за нарушение прав своего, княжеского суверенитета.

Вот и ясна становится вторая суть «княжьего договора» с варягами, с одной стороны, выводившего их из-под государственной юрисдикции, а с другой — позволявшего по поручению князя улаживать подчас самые деликатные государственные проблемы. Это договор о наёмничестве. Всего лишь! Но это — княжеский договор. И варяги — наёмники княжеские. В каком-то смысле — государственные. Что и придало им такой вес в русской истории.