Русские поэты XVIII века. Стихотворения, басни - [37]

Спустимся в подземный дом.

Тщетно кровью обагренных

Будем убегать полей,

Волн беречься разъяренных

И зараз осенних дней:

К предкам должно преселиться,

Праху с прахом съединиться.

Должно все оставить здесь:

Дом, роскошную услугу,

Нежную с детьми супругу;

И, из саженных древес,

Ельник лишь один постылый

Нас проводит до могилы.

Все мы так, как тень, пройдем,

А наследник наш богатый,

Цельным капским тароватый,

Век нетронутым вином,

Закутя пиры и балы,

Через край нальет бокалы.

<1806>

Разные стихотворения

На кончину Гавриила Романовича Державина

Державин умер!.. слух идет,

И все молве сей доверяют.

Но здесь и тени правды нет:

Бессмертные не умирают!

18 августа 1816, Обуховка

Приближение грозы

В тучу солнце закатилось,

Черну, как сгущенный дым,

Небо светлое покрылось

Мрачным саваном нощным.

Быть грозе: уж буря воет;

Всколебавшись, лес шумит,

Вихрь порывный жатву роет,

Грозный гул вдали гремит.

Поспешайте в копны сено

И снопы златые класть,

Дождь пока коснит мгновенно

Ливнем на долины пасть,

Ветр покуда не засеял

Градом ваших нив, лугов

И по терну не развеял

Дорогих земли даров.

Поздно будет вам, уж поздно

Помогать от лютых бед,

Дождь когда из тучи грозной

Реки на поля прольет.

Детушек тогда придется

Уносить в село бегом;

Счастлив, кто и там спасется!

Слышите ль? Уж грянул гром!

Август 1818, Обуховка

В память береста

Здесь берест древний, величавый,

Тягча береговый утес,

Стоял, как патриарх древес:

Краса он был и честь дубравы,

Над коею чело вознес.

Перуном, бурей пощаженный,

Веками он свой век счислял,

Но бодрость важную казал

И, ветви распростря зелены,

Весь берег тенью устилал.

Ах! сколько крат в дни летня зноя,

Гнетомый скукой иль тоской,

Пришед под свод его густой,

Я сладкого искал покоя —

И сладкий находил покой.

От бури, от дождя, от града

Он был надежный мне покров;

И мягче шелковых ковров

В тени, где стлалася прохлада,

Под ним ковер мне был готов.

Там, в час священных вдохновений,

Внимать я гласу музы мнил,

Мечтой себя там часто льстил,

Что Флакка добродушный гений

Над головой моей парил.

Мечты то были; но мечтами

Не все ль златятся наши дни?

В гостеприимной там тени,

Под кровом береста, часами

Мне представлялися они.

Казалось, дряхлостью сляченна,

Меня он, старца, преживет,

И в круге многих, многих лет,

От своего чела взнесенна,

Над правнуками тень прострет.

Но Псел скопленными струями,

Когда весенний таял снег,

Усиля свой упорный бег,

Меж преплетенными корнями

Под берестом смывает брег.

«Уж берест клонится на воду,

Подрывшу брега крутизну,

Уж смотрит в мрачну глубину,

И скоро, в бурну непогоду,

Вверх корнем ринулся б ко дну.

Главой в реку б он погрузился

И, с илом там сгустя песок,

Свободный воспятил бы ток;

Об ветви б легкий челн разбился».

Пришел и твой, о берест! рок.

У корня уж лежит секира!

О скорбь! Но чем переменить?

Злой рок решил тебя истнить,

Тебя, невинный житель мира,

И мне твоим убийцей быть!

Прости ж, прямый мой покровитель,

Теперь – лишь жалости предмет!

Прости – и мой уж час грядет:

Твой гость, невольный твой губитель,

Тебя недолго преживет.

Но рок нас не разлучит вечно:

Ты часто мне дарил покой, —

В тебе ж и прах почиет мой:

Скончав путь жизни скоротечной,

Покроюся – твоей доской.

1822

Александр Николаевич Радищев (1749–1802)

«Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду?…»

Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? —

Я тот же, что и был и буду весь мой век:

Не скот, не дерево, не раб, но человек!

Дорогу проложить, где не бывало следу,

Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах,

Чувствительным сердцам и истине я в страх

В острог Илимский еду.

1791?

Осьмнадцатое столетие

Урна времян часы изливает каплям подобно:

Капли в ручьи собрались; в реки ручьи возросли

И на дальнейшем брегу изливают пенистые волны

Вечности в море; а там нет ни предел, ни брегов;

Не возвышался там остров, ни дна там лот не находит;

Веки в него протекли, в нем исчезает их след.

Но знаменито вовеки своею кровавой струею

С звуками грома течет наше столетье туда;

И сокрушил наконец корабль, надежды несущий,

Пристани близок уже, в водоворот поглощен,

Счастие и добродетель, и вольность пожрал омут ярый,

Зри, восплывают еще страшны обломки в струе.

Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро,

Будешь проклято вовек, ввек удивлением всех,

Крови – в твоей колыбели, припевание – громы сраженьев,

Ах, омоченно в крови ты ниспадаешь во гроб;

Но зри, две вознеслися скалы во среде струй кровавых:

Екатерина и Петр, вечности чада! и росс.

Мрачные тени созади, впреди их солнце;

Блеск лучезарный его твердой скалой отражен.

Там многотысячнолетны растаяли льды заблужденья,

Но зри, стоит еще там льдяный хребет, теремясь;

Так и они – се воля Господня – исчезнут, растая,

Да человечество в хлябь льдяну, трясясь, не падет.

О незабвенно столетие! радостным смертным даруешь

Истину, вольность и свет, ясно созвездье вовек;

Мудрости смертных столпы разрушив, ты их паки создало;

Царства погибли тобой, как раздробленный корабль;

Царства ты зиждешь; они расцветут и низринутся паки;

Смертный что зиждет, все то рушится, будет все прах.

Но ты творец было мысли: они ж суть творения Бога,

И не погибнут они, хотя бы гибла земля;

Смело счастливой рукою завесу творенья возвеяв,

Скрыту природу сглядев в дальном таилище дел,